Розанов Василий Васильевич (1856-1919), русский мыслитель, прозаик, публицист, литературный критик. Родился 20 апреля (2 мая) 1856 в Ветлуге Костромской губ. в семье лесничего. Рано осиротел, детство прошло в нищете. Иждивением старшего брата окончил гимназию в Нижнем Новгороде и поступил на филологический факультет Московского университета, который окончил в 1880. До 1893 был учителем истории и географии в гимназиях Брянска, Ельца и г.Белого (Смоленской губ.). Учительская среда оказалась совершенно чуждой и даже враждебной Розанову, преподавание тяготило его, мешало писательству - естественному следствию его умственного развития еще в университетские годы.

Согласно Автобиографии (1890), важнейшим импульсом этого развития послужили сочинения Д.С.Милля, Д.И.Писарева, Н.А.Добролюбова и западноевропейских вульгарных материалистов. Целиком в этом русле написана первая статья Розанова Исследование идеи счастья как идеи верховного начала человеческой жизни, в 1881 отвергнутая журналом «Русская мысль» «по причине тяжелого слога». Зато другое его «небольшое исследование» Об основаниях теории поведения удостоилось университетской академической премии и явилось зародышем «сплошного рассуждения на 40 печатных листов» О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания. Оно вышло в Москве в 1886 и не имело ни малейшего резонанса в научно-философских кругах - по-видимому, было сочтено дилетантским умствованием, поскольку в нем предлагался полный пересмотр познавательной деятельности в качестве комплексного интеллектуального переживания.

Только оканчивая жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником.
(ЖИЗНЬ)

Розанов Василий Васильевич

Философические устремления Розанова постепенно сменялись религиозными, о чем свидетельствуют его насыщенные полемикой статьи Органический процесс и механическая причинность (1889); Отречение дарвиниста (1889) - против проф. К.А.Тимирязева; Место христианства в истории (1890), Цель человеческой жизни (1892), Красота в природе и ее смысл (1894). Репутации философа они Розанову не создали, но помогли свести знакомство с Н.Н.Страховым и К.Н.Леонтьевым, а те открыли ему дорогу в консервативную журналистику - он стал одним из ведущих авторов новообразованного в 1890 журнала «Русское обозрение», издававшегося на личные средства Александра III при кураторствеК.П.Победоносцева. Свое публицистическое творчество 1890-х годов Розанов именовал «Катковско-Леонтьевским периодом». Он регулярно публиковался в «Русском вестнике», «Вопросах философии и психологии», «Биржевых ведомостях», «Московских ведомостях» и особенно в газете А.С.Суворина «Новое время» - штатным сотрудником этого издания Розанов стал в 1898. До этого он, оставив гимназическое преподавание и переехав в Санкт-Петербург, несколько лет служил чиновником Центрального управления государственного контроля («Служба была так же отвратительна для меня, как и гимназия»).

К началу 1900-х годов Розанов создал себе прочную репутацию плодовитого и яркого консервативного журналиста. Большая часть его многочисленных статей этого периода собрана в книгах Сумерки просвещения (1899), где на базе собственного опыта Розанов обличает российскую систему школьного образования; Природа и история (1899), Религия и культура (1899), Литературные очерки (1899). Однако главным и наиболее известным его сочинением стала опубликованная в 1891 в «Русском вестнике» и вышедшая несколькими отдельными изданиями (с приложением двух этюдов о Н.В.Гоголе) Легенда о Великом Инквизиторе Ф.М.Достоевского. Опыт критического комментария. Творчество и личность Достоевского изначально привлекали Розанова, и это предопределило не только его критическую репутацию, но и личную судьбу: чтобы лучше понять любимого писателя, Розанов женился на его бывшей любовнице, А.П.Сусловой (1839-1918), которая, изуродовав жизнь супругу и бросив его, не пожелала дать ему развода, и второй - счастливый - брак Розанова оставался в глазах церкви и государства незаконным со всеми вытекающими отсюда прискорбными последствиями. Легенда же положила начало изучению религиозных аспектов творчества Достоевского, хотя в ней речь идет не о самих произведениях, а о восприятии их содержания (о «понимании» литературы, формирующем мировоззрение), как и в других литературно-критических статьях Розанова, начиная с нашумевшего программного цикла Старое и новое (1892), где полемически мотивируется отказ от «наследства 60-70 годов».

К началу 1900-х годов мировоззрение Розанова вполне сформировалось: «понимание» в целом было предрешено и постоянно расширялось тематически, в принципе не имея пределов. Однако «пониманию» этому, на его собственный взгляд, недоставало органичности, которая требовала слияния мышления с бытом: именно он признавался «сферой целостного существования личности» (Н.Розин). Быт одушевляла стихия пола и скрепляли семейные узы. Соответствующие размышления и соображения Розанова, нередко спонтанные, вдохновили его статьи, собранные в двухтомнике Семейный вопрос в России(1905), а также, по собственным его словам, «главную идейную книгу» В мире неясного и нерешенного, вышедшую к 1904 двумя изданиями.

Его собственная мучительная семейная ситуация (брачное сожительство, по церковным понятиям считавшееся блудом) спровоцировала напряженные размышления о значении и роли российской церковности (двухтомник Около церковных стен, 1907). Попытку решающего обобщения религиозной проблематики представляют книги Розанова Темный Лик (1911) и Люди лунного света(1912), где в сексуальном ключе выявляется и оценивается «метафизика христианства» и доказывается несостоятельность христианской религии с точки зрения обустройства обыденной жизни. Однако, по-видимому, неправомерно объявлять Розанова, как это делалД.С.Мережковский, подобным Фр.Ницше «антихристианином». Следует учитывать и его нарочитое тяготение к крайностям, и характерную амбивалентность его мышления. Так, ему удалось прослыть одновременно юдофилом и юдофобом; революционные события 1905-1907 он считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций - выступая в «Новом времени» под своей фамилией как монархист и черносотенец, он под псевдонимом В.Варварин выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения.

Закономерной кульминацией творчества Розанова явились его сочинения необычного жанра, ускользающего от строгого определения, однако укорененного в его журналистской деятельности, предполагавшей постоянную, как можно более непосредственную и вместе с тем выразительную реакцию на злобу дня, и сориентированного на настольную книгу Розанова Дневник писателя Достоевского. В опубликованных сочинениях Уединенное(1912), Смертное (1913), Опавшие листья (короб 1 - 1913; короб 2 - 1915) и предполагавшихся сборниках В Сахарне, После Сахарны, Мимолетное и Последние листьяавтор пытается воспроизвести процесс «понимания» во всей его интригующей и многосложной мелочности и живой мимике устной речи - процесс, слитый с обыденной жизнью и способствующий мыслительному самоопределению. Этот жанр оказался наиболее адекватным мысли Розанова, всегда стремившейся стать переживанием; и последнее его произведение, попытка осмыслить и тем самым как-то очеловечить революционное крушение истории России и его вселенский резонанс, обрела испытанную жанровую форму.

Его Апокалипсис нашего времени публиковался невероятным по тому времени двухтысячным тиражом в большевистской России с ноября 1917 по октябрь 1918 (десять выпусков). Характерно, что этот реквием по российскому государству и русской культуре первоначально мыслился как периодическое издание статей на темы политические, религиозные и общекультурные под общим заглавием Троицкие березки: «так, какую-нибудь ерунду, и вдруг - раз, мысль, два - мысль. Разрослось чудище...» (Розанов - Ткаченко, 1918, 31 марта). Жанр оправдал себя: Апокалипсис оказался редкостным и бесценным художественно-историческим свидетельством очевидца и мыслителя, погребенного под обломками рухнувшей империи.

Вот и совсем прошла жизнь... Остались немногие хмурые годы, старые, тоскливые, ненужные...
(ЖИЗНЬ)

Розанов Василий Васильевич

Центральной философской темой в творчестве зрелого Розанова стала его метафизика пола. В 1898 в одном из писем он формулирует свое понимание пола: «Пол в человеке - не орган и не функция, не мясо и не физиология - но зиждительное лицо... Для разума он не определим и не постижим: но он Есть и все сущее - из Него и от Него». Непостижимость пола никоим образом не означает его ирреальности. Напротив, пол, по Розанову, есть самое реальное в этом мире и остается неразрешимой загадкой в той же мере, в какой недоступен для разума смысл самого бытия. «Все инстинктивно чувствуют, что загадка бытия есть собственно загадка рождающегося бытия, т.е. что это загадка рождающегося пола». В розановской метафизике человек, единый в своей душевной и телесной жизни, связан с Логосом, но связь эта имеет место не в свете универсального разума, а в самой интимной, «ночной» сфере человеческого бытия: в сфере половой любви.

Василий Васильевич Розанов - выдающийся русский прозаик, мыслитель, блестящий стилист, публицист, литературный критик, создатель нового литературного жанра, объект многочисленных подражаний. Дольше столетия длятся дискуссии по поводу как его личности, так и его книг. До сих пор он остается персоной во многом загадочной, несмотря на то, что о нем написаны целые тома.

Родился Розанов в Костромской губернии, г. Ветлуга 2 мая (20 апреля по ст. ст.) 1856 г. Его отец, чиновник лесного ведомства, умер, когда Василию было 4 года. Их многодетная семья переехала в Кострому и жила там, сильно бедствуя. Когда Василий был 14-летним подростком, скончалась его мать, и родителей ему заменил старший брат Николай. Образование Розанов начал получать в Костромской гимназии, а в 1872 г. продолжил его в гимназии Нижнего Новгорода. Успеваемостью он не блистал, два раза был второгодником. Тем не менее в 1874 г. он становится студентом Московского университета (историко-филологического факультета).

На 3 курсе он связал себя узами брака с А. П. Сусловой, но личная жизнь не задалась, а супруга не давала ему развода. Из-за этого второй брак Розанова и его дети оказались вне закона, и именно личная семейная драма обусловила в дальнейшем особый интерес Розанова к проблемам брака, семейной жизни и ее взаимосвязей с религией.

По окончании университета в 1882 г. Розанов не захотел сдавать экзамены на магистерскую степень, предпочтя свободное творчество. В его послужном списке - работа учителем истории, географии в различных учебных заведениях Ельца, Брянска, Симбирска, Вязьмы, Белого. Параллельно он писал философский труд «О понимании» и в 1882 г. опубликовал его за свой счет.

Работа учителем была тяжким бременем для Розанова, и с помощью Т.И. Филиппова, занимавшего ответственный пост и прославившегося как славянофил-меценат, он оказался в Петербурге, где ему была обещана чиновничья должность в Государственном контроле. Тем не менее в связи со сразу не сложившимися отношениями с покровителем он получил очень скромное жалование. Чтобы хоть как-то спасти семью от жизни впроголодь, Василий Васильевич помимо работы постоянно что-либо писал для периодической печати.

Известным человеком он стал после того, как в 1894 г. вышла его книга «Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского», представлявшая собой литературно-философский этюд. Ранний этап творческой биографии философа-литератора был завершен зачислением в штат газеты «Новое время», с которой он сотрудничал с 1889 по 1917 г. На протяжении 1889-1901 гг. публикуется ряд сборников статей, обнаруживавших эклектичность его мировоззрения, внимание к проблемам как религии, так и политики, в частности, «Сумерки просвещения» (1889), «Религия и культура» (1900) и др.

В конце 90-х гг. Розанов является довольно известным журналистом, сотрудничает с «Русским обозрением», «Русским вестником». В 1900 г. он входит в число основателей Религиозно-Философского Общества, с которым, впоследствии порывает из-за расхождений позиций по делу Бейлиса. В журнале «Новый путь» Розанов на протяжении 1903-1904 гг. вел рубрику, позволявшую проследить его религиозно-философские убеждения. Мыслитель никогда не был равнодушен к церкви, православию, однако его позиция отличалась изменчивостью и противоречивостью, непоследовательностью; то же можно было сказать и о взглядах на политику.

Новым этапом в творчестве Розанова и в каком-то смысле - всей литературы стала его книга «Уединенное» (1912). Это произведение, которое представляло собой удивительный сплав художественной прозы, философии, публицистики, сам автор считал лучшим своим сочинением, однако читательская публика восприняла его как безнравственное. Вместе с продолжением - «Опавшие листья» - эта книга снискала Розанову славу прекрасного стилиста, большого писателя.

В августе 1917 г. семья Розанова переехала из столицы в Сергиев Посад, чтобы не допустить политического преследования, а также чтобы восстановить душевное равновесие среди самых близких людей, в частности, в обществе Павла Флоренского . Тем не менее, Октябрьская революция, вызванные ею разрушения, голод лишили Розанова остатков душевного спокойствия. Красноречивым отражением его настроений является последняя книга - «Апокалипсис нашего времени», которая выходила с ноября 1917 г. по октябрь 1918 г. в нескольких выпусках. Революцию Розанов принял как катастрофу, знаменующую собой трагический конец истории России.

По взглядам Розанов оказался чужд как либеральной русской интеллигенции, так и революционным марксистам. В советское время его имя было предано забвению, и лишь перед началом нового тысячелетия было впервые предпринято издание нескольких его книг, среди которых был полный вариант «Апокалипсиса». Влияние творчества Розанова прослеживается у ряда отечественных писателей, в частности, в произведениях Олеши, Катаева, Мариенгофа, Солоухина, Бондарева, Астафьева. Скончался В.В. Розанов в Сергиевом Посаде 5 февраля 1919 г., похоронили его в Черниговском ските. Причиной смерти был инсульт.

Василий Васильевич Розанов родился 20 апреля 1856 года в уездном городке Ветлуге Костромской губернии. Его отец, коллежский секретарь Василий Федорович Розанов (1822-1861), как явствует из официальных документов, был в ту пору помощником ветлужского окружного начальника. Мать В. В. Розанова - Надежда Ивановна Розанова (урожденная Шишкина; о ее дворянском происхождении Розанов всегда упоминал с гордостью, как и о своем деде-священнике) - после ранней смерти мужа перебралась с семью детьми в Кострому. Семья бедствовала, жили на крохотную пенсию и скудные доходы, получаемые от пансиона семинаристов. Впоследствии Розанов вспоминал: «Только старшая сестра Вера и старший брат Николай учились отлично; прочие - плохо или скверно. Также и я учился очень плохо. Не было ни учебников, ни никаких условий для учения. Мать 2 последних года жизни не вставала с постели, братья и другая сестра были «не работоспособны», и дом наш и вся семья разваливались... Мать умерла, когда я был (оставшись на 2-й год) учеником 2-го класса».

В 1870 году четырнадцатилетний В. Розанов переезжает в г. Симбирск и продолжает учебу в гимназии, где был учителем его старший брат Николай Васильевич Розанов. «Нет сомнения, - писал Розанов, - что я совершенно погиб бы, не «подбери» меня старший брат Николай, к этому времени как раз окончивший Казанский университет. Он дал мне все средства образования и, словом, стал отцом. Он был учителем и потом директором гимназии (в Симбирске, в Нижнем, в Белом Смоленской губ., в Вязьме)».

В Нижний Новгород, куда был переведен старший брат, Василий Розанов переехал в 1873 году. Здесь, в Нижегородской гимназии, Розанов пережил бурное, оставившее глубокий жизненный след увлечение идеями позитивизма, социализма и атеизма. Здесь с юношеским энтузиазмом, надеждой и бескомпромиссностью продумывались прочитанные книги: «Утилитаризм», «Рассуждения и исследования политические, философские и исторические» Д. С. Милля, «Физиологические письма» К. Фохта, «Избранные сочинения» И. Бентама, «Государь» Н. Макиавелли, сочинения Белинского, Писарева, Добролюбова, Ф. Лассаля, запрещенные заграничные издания (прежде всего «Вперед» П. Лаврова); при этом, как бывает в юности, идеи и книги представлялись значительно важнее реальной жизни. «С братом я ссорился, начиная с 5-6-го класса гимназии: он был умеренный, ценил Н. Я. Данилевского и Каткова; уважал государство, любил свою нацию; в то же время зачитывался Маколеем, Гизо, из наших - Грановским. Я же был «нигилист» во всех отношениях, и когда он раз сказал, что «и Бокль с Дрэпером могут ошибаться», то я до того нагрубил ему, что был отделен в столе: мне выносили обед в свою комнату. Словом, все «обычно русское». Учился я все время плоховато, запоем читая и скучая гимназией.... Кончил я «едва-едва», - атеистом, (в душе) социалистом, и со страшным отвращением, кажется, ко всей действительности. Из всей действительности любил только книги».

В 1878 году В. В. Розанов поступил на первый курс историкофилологического факультета Московского университета. Из прослушанного он впоследствии особенно выделял лекции В. И. Герье (по всеобщей истории), М. М. Троицкого (по истории философии), Н. И. Стороженко (по всеобщей литературе), Ф. И. Буслаева (по русской литературе). Но главным для формирования мировоззрения оказались не столько лекции, сколько углубленная внутренняя работа. Уже с первого курса университета, по его признанию, он «перестал быть безбожником». Философские интересы его приобрели преимущественно теоретический характер. На третьем курсе Розановым были написаны первые философские исследования: «Цель человеческой жизни» и «Об основаниях теории поведения» (за последнее ему была присуждена университетская премия Исакова).

На четвертом курсе университета В. В. Розанов женился на А. П. Сусловой, бывшей в 60-е годы близкой подругой Достоевского. В 1882 году после окончания университета Розанов, «хотя и был далек от мыслей об учительстве, самою жизнью был толкнут, как поезд по рельсам - на обычную дорогу учительства». Почти десять лет Розанов преподавал историю и географию в Брянской прогимназии, Елецкой гимназии (с 1887 г.), в Бельской прогимназии (с 1891 г.). Здесь, в глухой провинции, среди казенщины, серости и скуки было написано им первое большое философское сочинение «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (Москва, 1886). Этот труд предполагал и другие капитальные исследования: «Исследование идеи счастья», «О назначении человека», «О царстве» и, наконец, «О потенциальности и роли ее в мире физическом и человеческом», после которого, по словам автора, «мне казалось, нужно поставить «точку» всякой философии и почти всем книгам». Однако книга «О понимании» прошла без внимания критиков. Литературной неудаче сопутствовала и неудача семейная: в год выхода книги Розанова неожиданно покинула Суслова. Попытки вернуть ее либо получить развод заканчивались ожесточенным отказом. Жизнь провинциального философа - изредка печатавшего (благодаря участию Н. Н. Страхова) свои трудночитаемые статьи в «Журнале Министерства народного просвещения», «Вопросах философии и психологии» или «Русском вестнике» и, одновременно, вынужденного терпеть насмешки учеников и учителей, говорить о том, что не интересует, и молчать о том, что занимает, - была обречена на безысходность.

Все изменила встреча с Варварой Дмитриевной Бутягиной, вдовой учителя Елецкой гимназии, по словам Розанова, «женщиной удивительного спокойствия и ясности души, соединенной с тихой и чисто русской экзальтацией». «В первый раз в жизни я увидал благородных людей и благородную жизнь, - вспоминал позже Розанов. - И жизнь очень бедна, и люди очень бедны. Но никакой тоски, черни, даже жалоб не было. Было что-то «благословенное» в самом доме. «... « И никто вообще никого не обижал в этом благословенном доме. Тут не было совсем «сердитости», без которой я не помню ни одного русского дома. Тут тоже не было никакого завидования, «почему другой живет лучше», «почему он счастливее нас», - как это опять-таки решительно во всяком русском доме. Я был удивлен. Моя «новая философия», уже не «понимания», а «жизни» - началась с великого удивления...».

В 1891 году после тайного венчания с В. Д. Бутягиной (Розанов так и не добился развода с А. П. Сусловой) они переезжают из Ельца в г. Белый Смоленской губернии. В том же году происходит заочное знакомство с К. Н. Леонтьевым, оказавшим сильное влияние на формирование взглядов Розанова, на его философию истории, эстетику и даже - литературный стиль. К этому же времени относится и знакомство с С. А. Рачинским, бывшим профессором Московского университета, занимавшимся в ту пору устройством крестьянских школ в своем имении, к педагогическим идеям которого Розанов относился с большим интересом.

В 1893 году благодаря протекции друга К. Н. Леонтьева, государственного контролера Т. И. Филиппова, Розанов с женой переезжают в Петербург. Опостылевшее учительство сменяется службой в Государственном контроле в должности чиновника особых поручений VII класса. Консервативный политический деятель и писатель Т. И. Филиппов, известный «ревнитель Православия», набрал к себе в Контроль писателей-славянофилов: А. В. Васильева, И. И. Каблица, Т. П. Соловьева, Н. П. Аксакова, И. Ф. Романова (Рцы). Н. Н. Страхов, философ и литератор устойчиво консервативных взглядов, познакомившийся с некоторыми из них через Розанова, писал Л. Н. Толстому: «Какие умные, чистосердечные и скромные люди! Розанов во всех этих отношениях - звезда между ними. Мне придется, кажется, больше всего внушать им всякое вольнодумство: они почти все с таким же жаром отдаются консерватизму, с каким когда-то нигилисты бросались в нигилизм».

«В жару консерватизма» Розанов пробыл несколько лет, яростно защищая монархическую государственность и Православие публицистическими статьями в журналах «Русский вестник» и «Русское обозрение». Правда, очень скоро Розанов стал тяготиться вынужденной партийностью. Возникновение собственных религиозно-философских и общественно-социальных тем, связанных с проблемами семьи, пола и брака, возможность жить исключительно литературным трудом, знакомство с кружком художников и писателей-символистов, группировавшихся вокруг журнала «Мир искусства», позволило Розанову покинуть не только рутину чиновничества, но и потерявший притягательность лагерь «идейного консерватизма».

В 1889 году Розанов оставляет службу в Государственном контроле и переходит на место постоянного сотрудника газеты А. С. Суворина «Новое время», где он проработал до самого закрытия газеты в 1917 году. Здесь им были напечатаны сотни фельетонов, рецензий и полемических заметок, передовых статей, литературных и политических обзоров, впечатления о своих путешествиях. Именно здесь, на страницах самой популярной и умной консервативной газеты России, Розанов смог наиболее адекватным для себя образом привлечь внимание широкого круга читателей к занимавшим его вопросам метафизики и религии, литературы и искусства, быта и государственной политики, семьи и брака, образования и бюрократии, истории и космологии, революции и будущего России. Розанов неоднократно признавался: «Материально я чрезвычайно многим обязан Суворину: ни разу он не навязал мне ни одной мысли, ни разу не внушил ни одной статьи, не делал и попытки к этому, ни шага. ...Без его помощи, т. е. без сотрудничества в «Новом времени», я вот теперь не мог бы даже отдать детей в школы...». Существенно: эти газетные статьи писались не только на злобу дня; спустя десятилетия Розанов включал их в свои книги наравне с другими, новыми.

Однако наиболее обстоятельно, глубоко и философски аргументированно самые волнующие свои темы Розанов высказал «на стороне»: либо в журнале С. Шарапова «Русский труд», либо в «Гражданине» В. Мещерского, либо в Литературном приложении к «Торгово-промышленной газете», либо, наконец, в изданиях «декадентов» и поборников «нового религиозного сознания» - в журналах «Мир искусства», «Новый путь», «Весы», «Золотое руно» или на заседаниях Религиозно-философских собраний и Религиозно-философского общества.

Сотрудничал Розанов и в изданиях «либеральных», как, например, в газете «Русское слово», где писал под псевдонимом «В. Варварип». Журналистами и читателями, разделенными на партии, подобное безразличие к направлениям воспринималось как «двурушничество». Но Розанова это нисколько не смущало: «Сотрудничая, - рассказывал Розанов, - я чуть-чуть приноровлял статьи к журналу, единственно, чтобы «проходили» они; но существенно вообще никогда не подавался в себе. Но от этого я любил одновременно во многих органах сотрудничать: «одна часть души пройдет у Берга»... Мне ужасно надо было, существенно надо протиснуть «часть души» в журналах радикальных. В консервативный свой период, когда, оказывается, все либералы были возмущены мною, я попросил у Михайловского участия в «Русском богатстве»; я бы им написал действительно отличнейшие статьи о бюрократии и пролетариях (сам пролетарий- я их всегда любил). Михайловский отказал, сославшись: «Читатели бы очень удивились, увидав меня вместе с Вами в журнале». Мне же этого ничего не приходило в голову» .

Несомненно, журналистское отношение к собственно философским проблемам, отсутствие четкой общественно-политической позиции, крайне субъективный, откровенный, доходящий до предельной интимности способ изложения - все это серьезно затрудняло восприятие идей Розанова-философа. Однако ни у кого не вызывали сомнений первозданная сила литературного таланта Розанова, его «дух глубины я пытливости» (А. Блок), его магия доверительных интонаций, его дар удерживать ускользающее присутствие настоящего, наконец, его неистощимая способность поддерживать «физическое наслаждение» от чтения его прозы.

Розанов - один «из гениальных наших писателей», - утверждала 3. Гиппиус; «один из первых русских писателей, - вторил ей П. Струве, неустанный обличитель политической беспринципности Розанова, - человек, награжденный большим писательским дарованием и чисто художественным прозрением, блестящий литературный талант, создавший почти новый вид художественно-конкретной публицистики, в которой мысль, философская или политическая, всецело сливалась с образами действительности, и исторической, и повседневной». «Литературный дар его был изумительный, самый большой дар в русской прозе», - писал о Розанове Н. Бердяев. «Как бы ни относиться к идеям Розанова, нельзя не поддаться обаянию его стиля. Тут - Розанов истинный творец новых ценностей, - признавался идейный противник Розанова Д. Философов. - После Пушкина, Тургенева, Достоевского, когда, казалось, русский язык достиг предела своей яркости и богатства, Розанов нашел новые его красоты, сделал его совсем иным, - и притом без всякого усилия, без всякой заботы о «стиле»... Еще определеннее о том же у С. Франка: Розанов «обладает неподражаемым даром совершенно безыскусственного, непроизвольного, замечательного нелитературного выражения мыслей. Слово есть у него не искусственное орудие выражения отвлеченного содержания мысли, а как бы живое адекватное воплощение конкретного душевного процесса мышления во всей его непосредственности». В сходных выражениях оценивали талант Розанова и другие, принадлежавшие разным идейным ориентациям писатели, поэты, мыслители, критики: Д. Мережковский, Вяч. Иванов, В. Брюсов, Андрей Белый, А. Чехов, М. Горький, А. Ремизов, Ф. Сологуб, М. Цветаева, свящ. П. Флоренский, М. Гершензон, О. Мандельштам, Л. Шестов, В. Шкловский, М. Бахтин, Д. Г. Лоренс, Андре Жид, Джеймс Стивене, Эрнст Юнгер.

Но при всех высоких оценках - как все-таки быть с Розановым-философом? Каково его место в русской философии? Что составляет ведущую тему его размышлений?

В одной из критических заметок, посвященной трудам малоизвестного философа Федора Шперка, Розанов так описал современную ему ситуацию в отечественной философии: «Мы, русские, имеем две формы выражения философских интересов: официальную, по службе, т. е. должностную. Это - «философия» наших университетских кафедр. И мы имеем как бы философское сектантство: темные, бродящие философские искания, которые, давно начавшись, продолжаются до настоящих минут. В обеих формах своих «философия» наша движется без всякого взаимодействия; они почти не знают друг друга, явно друг друга игнорируя».

Первая ветвь этой «философии», согласно Розанову, поддерживает идею, что у нас «все от варяг быша»: и потому нет в ней не только чего-нибудь «народного» или идущего от живого общества, но нет вообще книги как живого и целого явления, несущего на себе печать лица; это всегда - работа, безличная в такой степени, что имя, на ней написанное, так же ничего не выражает, как если бы на ней не было вовсе никакого имени. «Она выражает нужду кафедры, свидетельствует о знаниях автора и, так сказать, составляет «литературное прибавление» к устному магистерскому или докторскому экзамену, более документальное и прочное, а следователь но, официально более веское» .

Вторая, «сектантская» ветвь русской философии, не имея научного декорума и даже часто плана, в высшей степени полна «жизненного пороха»: этой взрывчатости, самогорения, порыва мысли и всегда около действительности, около «природы вещей». «В психологической части она действительно интересуется «коготком», который «увяз» и заставляет «всю птичку пропасть»; в логической - она в самом деле пытает запутанности человеческой мысли; в метафизической- пытает тайны бытия. ...Эта философия тесно связана с нашею литературой, тогда как первая связана исключительно с учебными нуждами, с задачами преподавания старинной педагогической дисциплины...».

Рассуждения Розанова о двух формах выражения философских интересов заслуживают внимания не только потому, что они необычайно точно описывают трагическую обреченность русской культуры на мучительный разлад между казенным и самодеятельным, и даже не потому, что рассуждения эти остаются справедливыми для дня сегодняшнего; тезис Розанова важен еще и тем, что он наилучшим образом приближает нас к ответам на занимающие нас вопросы о сущности и месте его философского наследия.

Некоторые из таких ответов, конечно, будут однозначны: ни в раннем периоде, ни в более позднем философская его деятельность никоим образом не связывалась с миром университетских кафедр. Розанов вообще не принадлежал ни к какой философской школе; «сектантский» характер его философских исканий легко просматривается уже в его ранних работах. В них движение мысли Розанова подобно мыслительным усилиям философов-досократиков: мысль занята «архе», «первоначалами», представленными вне всяких философских традиций, в дилетантском и эклектическом смешении проблем гносеологии и герменевтики, естествознания и трансцендентальной философии, натурализма и психологизма. Прежде всего сказанное относится к первой его большой книге «О понимании», так же как и к более позднему сборнику статей «Природа и история» (СПб., 1900). Небольшой отрывок, посвященный книге «О понимании», взятый из неопубликованного письма Розанова к В. И. Герье, может послужить выразительной иллюстрацией к сказанному: «Я писал свое сочинение без книг, без совета; что оно такое, кто я сам - я этого в значительной степени не знаю. И только одна боязнь, что я умру, не высказав то, над чем столько продумал и с чем связал столько своей жизни, огорчений и радостей, заставила меня издать его. И если в нем встретятся неверные объяснения или повторения найденного уже, - то, что на каждой странице его я был любознателен, быть может, заставит забыть эти слабости. В моей голове все был образ той древней науки, когда люди любили истину и искали ее, и о том, что находили - говорили друг другу. И хотя я знал, что та древняя наука умерла, а живущая не похожа на нее, я думал и поступал так, как будто бы она была жива еще. Меня интересовало, где находится закон, когда явление закономерное не совершается, какое положение сила имеет относительно вещества, есть ли несуществованье, что такое семя по отношению к растению, каков состав причинности и целесообразности, и пр., я размышлял об этом с любовью и наслаждением, и те мысли, которые явились во мне обо всем этом, я изложил».

Куда более значительными оказались работы, в которых связь литературы и философии была Розановым осознана в качестве внутреннего единства. Речь идет о таких его первых исследованиях, как «Легенда о Великом Инквизиторе Ф. М. Достоевского» (СПб., 1894) или «Как произошел тип Акакия Акакиевича? К вопросу о характеристике гоголевского творчества» (Русский вестник, 1894, № 3), а также о других статьях, вошедших в сборник «Литературные очерки» (СПб., 1899). Именно здесь и проявились особенности «философского сектантства», о которых говорил Розанов: преимущественный интерес к скрытым, глубинным пластам душевной жизни, к диалектике и логической запутанности человеческой мысли, к метафизическим тайнам бытия. Образцом такого типа литературно-критического философствования для Розанова всегда оставался Достоевский.

Однако «настоящие», собственно розановские темы философии, посвященные проблемам пола, семьи, брака, религии, культуры, Христианства, иудаизма, язычества возникли не из теоретических умозрений, не из литературы, но из собственной судьбы, из своего жизненного положения. Позже Розанов признавался: «В 1895-6 году я определенно помню, что у меня не было тем. Музыка (в душе) есть, а пищи на зубы не было. Печь пламенеет, но ничего в ней не варится. Тут моя семейная история и вообще все отношение к «другу» и сыграло роль. Пробуждение внимания к юдаизму, интерес к язычеству, критика Христианства - все выросло из одной боли, все выросло из одной точки. Литературное и личное до такой степени слилось, что для меня не было «литературы», а было «мое дело», и даже литература вовсе исчезла вне «отношения к моему делу». Личное перелилось в универсальное».

Под «семейной историей» и отношением к «другу» (т. е. к жене - Варваре Дмитриевне) Розанов имеет в виду ту неразрешимую двусмысленность их положения, с которым они столкнулись после переезда в Петербург. Тайное венчание не давало ни им, ни впоследствии их пятерым детям никаких прав: по существовавшим в ту пору церковно-государственным законам дети Розанова считались «незаконнорожденными» и даже не имели права носить ни фамилию, ни отчество отца. С точки зрения закона, их отец был всего лишь «блудник», сожительствующий с «блудницей».

Здесь-то и начинается жизненный, философский и литературный подвиг «чиновника особых поручений VII класса В. В. Розанова» - восстание во имя защиты реальности семьи против всей системы византийско-европейской цивилизации с ее законами, правилами, ценностями, моралью и «общественным мнением». Маленькое «я» и «свой дом» стали масштабом для суда над мировоззрениями, религиями, царствами.

Борьба за семью с неизбежностью привела Розанова к поиску безусловного или, как он выражался, «религиозного», «священного» обоснования семьи. Итогом этого поиска было: священной субстанцией семьи может быть только религиозно осмысленный пол. По мысли Розанова, пол в человеке - не функция, не орган, но всеобъемлющий принцип жизни. Смерть - есть феномен потери пола, кастрация мира. Брак же - побеждает смерть не иносказательно, а самим фактом.

Существенно: пол для Розанова - это одновременно и теистическое и космологическое жизнеполагающее начало. И если брак есть или может быть «религиозен» - то, конечно, потому и при том лишь условии, что «религия» имеет что-либо в себе «половое». Пол теитизируется: это дает эфирнейший цветок бытия - семью; но и теизм непременно и сейчас же сексуализируется. Связь пола с Богом для Розанова куда бесспорнее, чем связь ума с Богом. Ведь «мир создан не только «рационально», но и «священно», столько же «по Аристотелю», сколько «по Библии», столько же «для науки», как и «для молитв».

Утверждение и освящение связи пола с Богом есть, по Розанову, сокровенное ядро Ветхого Завета и всех древнейших религий. Во всяком случае, именно отсюда выводит Розанов святость и неколебимость семьи в Ветхом Завете и иудаизме; отсюда же - благословение жизни и любви в язычестве, примирившем человека со всем универсумом.

Напротив, Христианство, по Розанову, разрушило сущностную связь человека с Богом, поставив на место жизни - смерть, на место семьи - аскезу, на место религии - каноническое право, консисторию и морализирование, на место реальности - слова. Культ Слова породил бесконечные слова, рынок слов, газетные потоки слов, в которых, как во времена великого оледенения, обречена погибнуть вся европейская цивилизация. Номинализм Христианства построил цивилизацию номинализма, в которой праздные, мертвые слова, бесплодные теоретизирования и догматические споры подменили бытие. «Сущность церкви и даже Христианства определилась как поклонение смерти, как трепет и ужас, а вместе и тайное влечение к Смерти-Богу».

Однако цивилизации христианского номинализма Розанов противопоставил не молчание, но слово, - всегда личное, всегда свое, крепко укорененное в «святынях жизни»: в реальности домашнего быта, конкретной судьбы, в мистике пола, в мифах седой древности. Верность этому слову в ситуации, где на карту поставлена судьба собственной семьи, «друга», детей, и открыла Розанову то особое мифологическое пространство, в котором набирало силу его движение в защиту попранных святынь.

Знаменательно: движение это - и здесь мы подходим к существу литературного и жизненного дела Розанова - было ориентировано наперекор фундаментальным тенденциям европейской культуры. Не только идеологически, но и биографически, литературно Розанов шел не от «мифа к Логосу», но напротив - от Логоса к мифу: от философского трактата «О понимании» к газетной публицистике и лирике «Уединенного» и «Опавших листьев», от логики христианского богословия - к мифам Древнего Египта и Вавилона, к Исиде я Осирису, наконец, к гимнам Солнцу и великой богине-Матери. И как он шел от Христианства к языческому «Апокалипсису», от религии «бессеменно зачатого», а потому «бесполого» Сына к фаллической, рождающей религии Отца, так же шел он от идеологий и доктрин - к семье и быту, нумизматике и калькам с древнеегипетских изображений. И это его движение, как и движение от литературности к книгам «без читателя», от Гутенберга - к рукописному, - и есть содержание разновыраженных смыслов розановской философии.

У Розанова так и не сложилось философии в смысле последовательной, логически правильно построенной системы. Многие свои важнейшие положения он высказывал фрагментарно, часто в полемических примечаниях к чужим текстам, либо в афористически-исповедальных формулировках. Мысль Розанова не отделяется от того, что ей сопутствует; напротив - логические категории и понятия нерасторжимым образом связаны с конкретными биографическими событиями, вещами, настроением, сиюминутными переживаниями. Возникает иллюзия совпадения мысли и вещи, которая принимает очертания то документа, то мифа. При этом сам Розанов не ищет необходимых связей между различными движениями мысли, позициями, точками зрения.

Противоречивость собственных высказываний об одном и том же предмете, соседство взаимоисключающих утверждений на протяжении одной статьи или даже страницы не смущает его. Наоборот, он настойчиво декларирует субъективность - «уединенность» - своей мысли, прекрасно сознавая, что эта субъективность не выходит за пределы всепоглощающего мифа о своем «частном я». Таким образом, именно этот миф о своей семье, своем доме, своем писательстве, своей судьбе, своем времяпрепровождении, своих радостях и обидах оказывается тем безусловным, неразложимым и неколебимым началом, которое противостоит истории, политике, церкви. «Я давно про себя решил, - заостряет свою позицию Розанов, - что «домашний очаг», «свой дом», «своя семья» есть единственно святое место на земле, единственно чистое, безгрешное место: выше Церкви, где была инквизиция, выше храмов - ибо и в храмах проливалась кровь».

Розанов не скрывает, что его позиция - позиция «русского обывателя», для которого эстетика или моралистическое «не нравится» могут стать решающими аргументами в отношении к любым идеям, институтам и событиям. Эта розановская эстетика в значительной своей части пропитана славянофильской поэтикой: «механистическому» государству противостоит «организм» общества, народа, нации вместе с их историей, опять-таки уподобленные «дому». Совпадение истории и «жизни дома» - для Розанова не литературная метафора; для него в основе того и другого лежат физиология и быт, темперамент и страсть, воображение и чувство. Поэтому так привлекают его в истории поэзия и каприз, узор и нарядность, высокие минуты и все воодушевленное, трогательное, воспоминательное, картинное. Отсюда - и постоянные колебания в оценках событий. Наряду с проклятиями революции можно прочесть и другое: «Я, несмотря на весь свой консерватизм, люблю даже революцию - т. е. читать о ней. Все-таки картина... «2. Именно таким картинным, физиологическим, бытовым было восприятие Розанова первой и второй русской революции. Но вот - изменилась «картина»: исчезло «историческое электричество», «ослабли фетиши», «начальство вернулось», - изменились и розановские суждения. Разумеется, несмотря на пространность иных рассуждений о смысле и сущности мировой или национальной истории, для Розанова это область не столько теоретической историософии, сколько еще один элемент все того же мифа об абсолютном характере «частного я», способного совмещать несовместимое - поэтизацию бытового Православия и, одновременно, отрицание Христа, анархизм и монархизм, эротику и метафизику, консерватизм и нигилизм.

Поиск истоков «домашнего очага» - истоков идеальной семьи, идеальной религии, идеальных взаимоотношений привел Розанова в Древний Египет. Конечно, то был всецело выдуманный, утопический, созданный силой поэтического воображения гармоничный мир «золотого века» человечества. Этот сотканный эротическими религиозными фантазиями мир райских чувств, ласканий, шепотов, вздохов, любовных заклинаний, солярных и фаллических культов Розанов противопоставил историческому Христианству и всей современной цивилизации.

Сквозь призму этого всецело литературного и до конца своих дней творимого мифа о райско-языческом бытии человечества и воспринял Розанов революцию 1917 года. Все сопутствующие ей бедствия, обрушившиеся на Россию, Розанов истолковал как «зло пришествия Христа» и всего Христианства, создавшего цивилизацию, тяжестью которой задавило и «частное я» отдельного человека, и саму Россию. Это свое видение исторической, национальной и космологической катастрофы с пронзительной трагичностью, эпическим пафосом и плачем библейских пророков над разрушенным Иерусалимом Розанов возвестил в крошечных выпусках брошюр серии «Апокалипсис нашего времени».

Выпуски «Апокалипсиса» - название не только подчеркивало апокалипсический характер исторических событий, но и воплощало давнее убеждение Розанова, что новозаветный Апокалипсис есть не христианская, а противохристианская книга, - печатались в Сергиевом Посаде, куда Розанов с семьей переехал в 1917 году. Здесь, в чужом доме, оторванный от друзей, в безденежьи, голоде, обреченный на безысходность и нищету, пораженный неожиданной смертью любимого сына, погибал самый оригинальный из русских философов.

Перед смертью Розанов соборовался и причащался. Означало ли это решительную перемену в отношении к Христианству? Немногочисленные свидетельства близких двусмысленны и тенденциозны. Лишь одно бесспорно: до последней минуты Розанов себе не изменил. Смерть указывает на то, что человек должен завершить в жизни, но завершив, не может овладеть завершенным, ибо находится по ту сторону жизни. Для Розанова это завершение означало умирание в церкви. Там, где кончалась жизнь, умирало и язычество. У берегов ледяного Стикса смерть и Христианство для Розанова сливались: принятие смерти и было для него принятием Христианства.

5 февраля 1919 года Василий Васильевич Розанов умер. Малое уравнялось с великим. Похоронен был Розанов в скиту Черниговского монастыря, рядом с могилой К. Н. Леонтьева. Могилы их не сохранились.

Примечания:

Розанов В. В. Биографические сведения для Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. 1909 г. - ЦГАЛИ, ф. 419.

Там же. Николай Васильевич Розанов (1847-1894), оказавший огромное влияние на духовный мир младшего брата, был идейным поборником принципов классического и воспитательного образования; в общественно-культурном плане он оставался консерватором славянофильской ориентации. Многие его педагогические и культурно-политические установки отстаивались впоследствии и В. В. Розановым.

Розанов В. Литературные изгнанники. Т. I. СПб., 1913. С. 116.

Розанов В. Опавшие листья. СПб., 1913. С. 240-241.

Толстовский музей. Т. II. Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. СПб., 1914. С. 443-444.

Розанов В. В. Биографические сведения... См. также: Письма А. С. Суворина к В. В. Розанову. СПб., 1913.

Розанов В. В. Биографические сведения...

Розанов В. Природа и история. Сборник статей. СПб., 1900. С. 161.

Там же. С. 162.

Розанов В. Опавшие листья. Короб 2-й, Пг., 1915. С. 363-364.

Розанов В. Литературные изгнанники. С. 248.

Розанов В. В. Около церковных стен. Т. 2. СПб., 1906. С. 446.

Розанов В. Когда начальство ушло. 1905-1906 гг. СПб., 1910. С. 278.

(По материалам сайта

Розанов Василий Васильевич
Родился: 20 апреля (2 мая) 1856 года.
Умер: 5 февраля 1919 года.

Биография

Василий Васильевич Розанов (20 апреля (2 мая) 1856, Ветлуга, Костромская губерния, Российская империя - 5 февраля 1919, Сергиев Посад, РСФСР) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист.

Василий Розанов родился в городе Ветлуге Костромской губернии в многодетной семье чиновника лесного ведомства Василия Фёдоровича Розанова (1822-1861). Рано потерял родителей, воспитывался старшим братом Николаем (1847-1894). В 1870 году переехал с братьями в Симбирск, где его брат преподавал в гимназии. Сам Розанов позже вспоминал:

Нет сомнения, что я совершенно погиб бы, не «подбери» меня старший брат Николай, к этому времени закончивший Казанский университет. Он дал мне все средства образования и, словом, был отцом.

В Симбирске был постоянным читателем в публичной библиотеке Н. М. Карамзина. В 1872 году переехал в Нижний Новгород, где окончил гимназию.

После гимназии поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где слушал лекции С. М. Соловьёва, В. О. Ключевского, Ф. Е. Корша и др. На четвёртом курсе был удостоен стипендии имени А. С. Хомякова. Тогда же, в 1880 году, 24-летний Василий Розанов женился на 41-летней А. П. Сусловой, которая до замужества (в 1861-1866 гг.) была любовницей женатого Достоевского.

После университета

Окончив университет в 1882 году, отказался держать экзамен на степень магистра, решив заниматься свободным творчеством. В 1882-1893 годах преподавал в гимназиях Брянска, Симбирска, Ельца, Белого, Вязьмы. Его первая книга «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (1886) представляла собой один из вариантов гегельянского обоснования науки, но успеха не имела. В том же году Суслова покинула Розанова, отказавшись (и отказывалась всю его жизнь) пойти на официальный развод.

Большую известность получил литературно-философский этюд Розанова «Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского» (1891), положивший начало последующему истолкованию Ф. М. Достоевского как религиозного мыслителя у Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова и других мыслителей; позднее Розанов сблизился с ними как участник религиозно-философских собраний (1901-1903). В 1900 году Мережковским, Минским, Гиппиус и Розановым основывается Религиозно-философское Общество. С конца 1890-х годов Розанов стал известным журналистом позднеславянофильского толка, работал в журналах «Русский вестник» и «Русское обозрение», публиковался в газете «Новое время».

Второй брак

В 1891 году Розанов тайно обвенчался с Варварой Дмитриевной Бутягиной, вдовой учителя Елецкой гимназии.

Будучи преподавателем Елецкой гимназии, Розанов с другом Первовым делают первый в России перевод с греческого «Метафизики» Аристотеля.

Несогласие философа с постановкой школьного образования в России выражено в статьях «Сумерки просвещения» (1893) и «Афоризмы и наблюдения» (1894). В сочувственных тонах описывал брожение в период русской революции 1905-1907 годов в книге «Когда начальство ушло» (1910). Сборники «Религия и культура» (1899) и «Природа и история» (1900) были попытками Розанова найти решение социальных и мировоззренческих проблем в церковной религиозности. Однако его отношение к православной церкви («Около церковных стен», т. 1-2, 1906) оставалось противоречивым. Вопросам отношения церкви к проблематике семьи и сексуальным отношениям посвящена книга «Семейный вопрос в России» (т. 1-2, 1903). В сочинениях «Тёмный лик. Метафизика христианства» (1911) и «Люди лунного света» (1911) Розанов окончательно расходится с христианством по вопросам пола (противопоставляя при этом Ветхий Завет, как утверждение жизни плоти, - Новому Завету).

Разрыв с Религиозно-философским обществом

Статьи Розанова, посвящённые делу Бейлиса (1911) привели к конфликту с Религиозно-философским обществом, в котором состоял философ. Общество, признавшее процесс Бейлиса «оскорблением всего русского народа», призвало Розанова выйти из своего состава, что он вскоре и сделал.

Поздние книги - «Уединённое» (1912), «Смертное» (1913) и «Опавшие листья» (ч. 1-2, 1913-1915) - представляют собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению. Существует мнение, что в это время философ переживал глубокий духовный кризис, не находивший разрешения в безоговорочном принятии христианских догматов, к которому Розанов тщетно стремится; следуя этому воззрению, итогом мысли Розанова можно считать пессимизм и «экзистенциальный» субъективный идеализм в духе С. Кьеркегора (отличающийся, однако, культом индивидуальности, выражающей себя в стихии пола). Подверженный этому пессимизму, в набросках «Апокалипсис нашего времени» (выпуски 1-10, с ноября 1917 года по октябрь 1918 года) Розанов с отчаянием и безнадёжностью принимает неизбежность революционной катастрофы, полагая её трагическим завершением российской истории.

Воззрения и труды Розанова вызывали критику как со стороны революционных марксистов, так и либерального лагеря русской интеллигенции.

Переезд в Сергиев Посад

Летом 1917 года Розановы переехали из Петрограда в Сергиев Посад и поселились в трёх комнатах дома преподавателя Вифанской духовной семинарии (это жильё им подобрал философ о. Павел Флоренский). Перед кончиной Розанов открыто нищенствовал, голодал, в конце 1918 года обратился со страниц своего «Апокалипсиса» с трагической просьбой:

К читателю, если он друг. - В этот страшный, потрясающий год, от многих лиц, и знакомых, и вовсе неизвестных мне, я получил, по какой-то догадке сердца, помощь и денежную, и съестными продуктами. И не могу скрыть, что без таковой помощи я не мог бы, не сумел бы перебыть этот год. За помощь - великая благодарность; и слёзы не раз увлажняли глаза и душу. «Кто-то помнит, кто-то думает, кто-то догадался». Устал. Не могу. 2-3 горсти муки, 2-3 горсти крупы, пять круто испечённых яиц может часто спасти день мой. Сохрани, читатель, своего писателя, и что-то завершающее мне брезжится в последних днях моей жизни. В. Р. Сергиев Посад, Московск. губ., Красюковка, Полевая ул., дом свящ. Беляева.

В. В. Розанов умер 5 февраля 1919 года и был похоронен с северной стороны храма Гефсиманского Черниговского скита в Сергиевом Посаде.

Семья

Дочь - Верещагина-Розанова Надежда Васильевна (1900-1956), художница, иллюстратор.

Личность и творчество Розанова

Творчество и взгляды Розанова вызывают очень противоречивые оценки. Это объясняется его нарочитым тяготением к крайностям, и характерною амбивалентностью его мышления. «На предмет надо иметь именно 1000 точек зрения. Это „координаты действительности“, и действительность только через 1000 и улавливается». Такая «теория познания» действительно демонстрировала необычайные возможности специфически его, розановского, видения мира. Примером данного подхода может служить то, что революционные события 1905-1907 Розанов считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций - выступая в «Новом времени» под своей фамилией как монархист и черносотенец, он под псевдонимом В. Варварин выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения.

«Духовной» родиной для Розанова был Симбирск. Свою отроческую жизнь здесь он описал ярко, с большой памятью о событиях и тончайших движениях души. Биография Розанова стоит на трех основах. Это его три родины: «физическая» (Кострома), «духовная» (Симбирск) и, позднее, «нравственная» (Елец). В литературу Розанов вошёл уже сформировавшейся личностью. Его более чем тридцатилетний путь в литературе (1886-1918) был беспрерывным и постепенным разворачиванием таланта и выявлением гения. Розанов менял темы, менял даже проблематику, но личность творца оставалась неущербной.

Условия его жизни (а они были не легче, чем у его знаменитого волжского земляка Максима Горького), нигилистическое воспитание и страстное юношеское желание общественного служения готовили Розанову путь деятеля демократической направленности. Он мог бы стать одним из выразителей социального протеста. Однако юношеский «переворот» изменил его биографию коренным образом, и Розанов обрел свое историческое лицо в других духовных областях. Розанов становится комментатором. За исключением немногих книг («Уединенное», «Опавшие листья», «Апокалипсис нашего времени») необъятное наследие Розанова, как правило, написано по поводу каких-либо явлений, событий.

Исследователи отмечают эгоцентризм Розанова. Первые издания книг «опавших листьев» Розанова - «Уединенное», а затем и «Опавшие листья», - вошедшие вскоре в золотой фонд русской литературы, были восприняты с недоумением и растерянностью. Ни одной положительной рецензии в печати, кроме бешеного отпора человеку, который на страницах напечатанной книги заявил: «Я ещё не такой подлец, чтобы думать о морали».

Розанов - один из русских писателей, счастливо познавших любовь читателей, неколебимую их преданность. Это видно из отзывов особенно чутких читателей «Уединенного», правда, высказанных интимно, в письмах. Примером может служить емкий отзыв М. О. Гершензона: «Удивительный Василий Васильевич, три часа назад я получил Вашу книгу, и вот уже прочел её. Такой другой нет на свете - чтобы так без оболочки трепетало сердце пред глазами, и слог такой же, не облекающий, а как бы не существующий, так что в нём, как в чистой воде, все видно. Это самая нужная Ваша книга, потому что, насколько Вы единственный, Вы целиком сказались в ней, и ещё потому, что она ключ ко всем Вашим писаниям и жизни. Бездна и беззаконность - вот что в ней; даже непостижимо, как это Вы сумели так совсем не надеть на себя системы, схемы, имели античное мужество остаться голо-душевным, каким мать родила, - и как у Вас хватило смелости в 20-м веке, где все ходят одетые в систему, в последовательность, в доказательность, рассказать вслух и публично свою наготу. Конечно, в сущности все голы, но частью не знают этого сами и уж во всяком случае наружу прикрывают себя. Да без этого и жить нельзя было бы; если бы все захотели жить, как они есть, житья не стало бы. Но Вы не как все, Вы действительно имеете право быть совсем самим собою; я и до этой книги знал это, и потому никогда не мерял Вас аршином морали или последовательности, и потому „прощая“, если можно сказать тут это слово, Вам Ваши дурные для меня писания просто не вменял: стихия, а закон стихий - беззаконие».

Список значимых произведений

«О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки, как цельного знания» (М., 1886) - план познания мира.
«Цель человеческой жизни» («Вопросы философии», 1892, кн. 14 и 15) - критика утилитаризма.
«Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского, с присоединением двух этюдов о Гоголе» (СПб., 1893)
«Красота в природе и ее смысл» (М., 1894) - изложение эстетические воззрений, книга написана по поводу взглядов Вл. С. Соловьева.
«Религия и культура», сборник статей, (СПб., 1899) - философия истории, в связи с запросами и требованиями его современности.
«Место христианства в истории» («Русский Вестник», 1890, 1 и отд.)
Статьи о браке (1898) - выступил противником догматики.
«Сумерки просвещения» (СПб., 1899) - книга статей педагогического содержания.
«Литературные очерки» - сборник статей (СПб., 1899)
«В мире неясного и не решенного» (СПб., 1901)
«Природа и история. Сборник статей» (СПб., 1900)
«Семейный вопрос в России» (СПб., 1903)

Философия

Философия Розанова является частью общего русского литературно-философского круга, однако особенности его существования в этом контексте выделяют его фигуру и позволяют говорить о нём как о нетипичном его представителе. Находясь в центре развития российской общественной мысли начала 20 в., Розанов вел активный диалог со многими философами, писателями, поэтами, критиками. Многие из его работ были идейной, содержательной реакцией на отдельные суждения, мысли, работы Бердяева, В. С. Соловьёва, Блока, Мережковского и др. и содержали развернутую критику этих мнений с позиций его собственного мировоззрения. Проблемы, занимавшие мысли Розанова, связаны с морально-этическими, религиозно-идейными оппозициями - метафизика и христианство, эротика и метафизика, православие и нигилизм, этический нигилизм и апология семьи. В каждой из них Розанов искал пути к снятию противоречий, к такой схеме их взаимодействий, при которой отдельные части оппозиции становятся разными проявлениями одних и тех же проблем в существовании человека.

Интересна одна из интерпретаций философии Розанова, а именно как философии «маленького религиозного человека». Предметом его исследования становятся перипетии «маленького религиозного человека» наедине с религией, такое множество материала, указывающего на серьёзность вопросов веры, на их сложность. Грандиозностью задач, которые ставит перед Розановым религиозная жизнь его эпохи лишь отчасти связана с Церковью. Церковь не поддается критической оценке. Человек остается наедине с самим собой, минуя институты и установления, которые объединяют людей, дают им общие задачи. Когда так ставится вопрос, то проблема рождается сама собой, без дополнительного участия мыслителя. Религия по определению - объединение, собирание вместе и т. д. Однако понятие «индивидуальная религия» приводит к противоречию. Впрочем, если его истолковать таким образом, что в рамках своей индивидуальности религиозный человек ищет свой способ связи и объединения с другими, тогда все встает на нужные места, все приобретает смысл и потенциал для исследования. Именно его использует В. Розанов.

Журналистика

Исследователи отмечают необычный жанр сочинений Розанова, ускользающий от строгого определения, однако прочно вошедший в его журналистскую деятельность, предполагавший постоянную, как можно более непосредственную и вместе с тем выразительную реакцию на злобу дня, и сориентированный на настольную книгу Розанова «Дневник писателя» Достоевского. В опубликованных сочинениях «Уединенное» (1912), «Смертное» (1913), «Опавшие листья» (короб 1 - 1913; короб 2 - 1915) и предполагавшихся сборниках В «Сахарне», «После Сахарны», «Мимолетное» и «Последние листья» автор пытается воспроизвести процесс «понимания» во всей его интригующей и многосложной мелочности и живой мимике устной речи - процесс, слитый с обыденной жизнью и способствующий мыслительному самоопределению. Этот жанр оказался наиболее адекватным мысли Розанова, всегда стремившейся стать переживанием; и последнее его произведение, попытка осмыслить и тем самым как-то очеловечить революционное крушение истории России и его вселенский резонанс, обрела испытанную жанровую форму. Его «Апокалипсис нашего времени» публиковался невероятным по тому времени двухтысячным тиражом в большевистской России с ноября 1917 по октябрь 1918 (десять выпусков)

Религия в творчестве Розанова

Розанов так писал о себе: «Я принадлежу к той породе „излагателя вечно себя“, которая в критике - как рыба на земле и даже на сковороде». И признавался: «Что бы я ни делал, что бы ни говорил и ни писал, прямо или в особенности косвенно, я говорил и думал, собственно, только о Боге: так что Он занял всего меня, без какого-либо остатка, в то же время как-то оставив мысль свободною и энергичною в отношении других тем». Таким образом, Розанов говорил о себе, - не забывая Бога.

Розанов считал, что вся остальная религия стала индивидуальной, личным же стало христианство. Делом каждого человека стало выбирать, то есть осуществлять свободу, но не веры в смысле качества и конфессии - этот вопрос решен 2000 лет назад, но в значении качества укорененности человека в общей вере. Розанов убежден, что этот процесс воцерковления не может проходить механически, через пассивное приятие таинства святого крещения. Должна быть активная вера, должны быть дела веры, и здесь рождается убежденность, что человек не обязан мириться с тем, что он не понимает чего-то в реальном процессе жизнедеятельности, что все касающееся его жизни приобретает качество религиозности. По Розанову отношение к Богу и к Церкви определяется совестью. Совесть различает в человеке субъективное и объективное, индивидуальное и личное, существенное, главное и второстепенное. Он пишет: «Нужно различать в споре о совести две стороны: 1) отношение её к Богу; 2) отношение её к Церкви. Бог по учению христианскому есть Личный бесконечный дух. Каждый с первого же взгляда поймет, что отношение к Лицу несколько иное, чем к порядку вещей, к системе вещей. Никто решительно не скажет, что и Церковь лична: напротив, лицо в ней, напр. всякого иерарха, глубоко покоряется некоторому завещанному и общему порядку».

Тема пола

Центральной философской темой в творчестве зрелого Розанова стала его метафизика пола. В 1898 в одном из писем он формулирует свое понимание пола: «Пол в человеке - не орган и не функция, не мясо и не физиология - но зиждительное лицо… Для разума он не определим и не постижим: но он Есть и все сущее - из Него и от Него». Непостижимость пола никоим образом не означает его ирреальности. Напротив, пол, по Розанову, есть самое реальное в этом мире и остается неразрешимой загадкой в той же мере, в какой недоступен для разума смысл самого бытия. «Все инстинктивно чувствуют, что загадка бытия есть собственно загадка рождающегося бытия, то есть что это загадка рождающегося пола». В розановской метафизике человек, единый в своей душевной и телесной жизни, связан с Логосом, но связь эта имеет место не в свете универсального разума, а в самой интимной, «ночной» сфере человеческого бытия: в сфере половой любви.

Еврейская тема в творчестве Розанова

Еврейская тема в творчестве Василия Розанова занимала важное место. Это было связано с основами мироощущения Розанова - мистическим пансексуализмом, религиозным поклонением животворящей силе пола, утверждением святости брака и деторождения. Отрицая христианский аскетизм, монашество и безбрачие, Розанов находил религиозное освящение пола, семьи, зачатия и рождения в Ветхом завете. Но его антихристианский бунт смирялся его органическим консерватизмом, искренней любовью к русскому «бытовому исповедничеству», к семейным добродетелям православного духовенства, к освящённым традицией формам русской государственности. Отсюда проистекали и элементы откровенного антисемитизма Розанова, столь смущавшего и возмущавшего многих современников.

По оценкам Электронной еврейской энциклопедии высказывания Розанова иногда носили откровенно антисемитский характер. Так, в сочинении Розанова «Иудейская тайнопись» (1913) присутствует следующий фрагмент:

«Да вы всмотритесь в походку: идёт еврей по улице, сутуловат, стар, грязен. Лапсердак, пейсы; ни на кого в мире не похож! Всем не хочется подать ему руку. „Чесноком пахнет“, да и не одним чесноком. Жид вообще „скверно пахнет“. Какое-то всемирное „неприличное место“… Идёт какою-то не прямою, не открытою походкою… Трус, робок… Христианин смотрит вслед, и у него вырывается: - Фу, гадость, и зачем я не могу обойтись без тебя? Всемирное: „зачем не могу обойтись“…»

Однако при оценке взглядов Розанова следует учитывать и его нарочитое тяготение к крайностям, и характерную амбивалентность его мышления. Ему удалось прослыть одновременно юдофилом и юдофобом.

Розанов сам отрицает антисемитизм в своём творчестве. В письме М. О. Гершензону он пишет: «Анти-семитизмом, я, батюшка, не страдаю… Что касается евреев, то, … я как-то и почему-то „жида в пейсах“ и физиологически (почти половым образом) и художественно люблю, и, втайне, в обществе всегда за ними подглядываю и любуюсь.»

Во время дела Бейлиса Розанов опубликовал многочисленные статьи «Андрюша Ющинский» (1913), «Испуг и волнение евреев» (1913), «Открытое письмо С. К. Эфрону» (1913) «Об одном приёме защиты еврейства» (1913) "Недоконченность суда около дела Ющинского (1913), пр. По оценке Электронной еврейской энциклопедии Розанов в них пытается доказать справедливость обвинения евреев в ритуальном убийстве, мотивируя его тем, что в основе еврейского культа лежит пролитие крови.

Соединение восторженных гимнов библейскому иудаизму с яростной проповедью антисемитизма навлекло на Розанова обвинения в двурушничестве и беспринципности. За свои статьи о деле Бейлиса Розанов был исключён из Религиозно-философского общества (1913).

Сочинения

Литературные очерки. - СПб., 1899.
В мире неясного и нерешённого. - СПб., 1901.
Декаденты. - СПб., 1904.
Ослабнувший фетиш. - СПб., 1906.
Итальянские впечатления. - СПб., 1909, 320 с.
Люди лунного света: Метафизика христианства. - СПб., 1911.
Л. Толстой и русская церковь. - СПб, 1912.
Литературные изгнанники. - СПб., 1913.
Среди художников. - СПб., 1914, 500 с.
Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови. - СПб., 1914, VIII+302 с.
Война 1914 и русское возрождение, 2-е изд. - Пг., 1915.
Опавшие листья: Короб 2-й. - Пг., 1915.
Из последних листьев. Апокалиптика русской литературы // «Книжный угол». - 1918. - № 5.
Избранное. - Нью-Йорк, 1956.
К. Чуковский. Поэзия грядущей демократии. Уолт Уитмен
Ещё о «демократии», Уитмене и Чуковском
В. В. Розанов. Два письма В. В. Розанова к еврейскому народу(недоступная ссылка - история). Заметки по еврейской истории (№8(155) август 2012 года). Проверено 15 августа 2012.

Литература

Галковский Д. Счастливый Розанов (недоступная ссылка с 21-05-2013 (988 дней) - история, копия) - статья в «Литературной газете» о судьбе Розанова как писателя и философа в России.
Голлербах Э. В. В. Розанов. Жизнь и творчество. - Пг., 1922.
Грифцов Б. Три мыслителя. - М., 1911.
Грякалова Н. Ю. Гендерный проект В. В. Розанова и «русская идея» // Грякалова Н. Ю. Человек модерна: Биография - рефлексия - письмо. - СПб., 2008. - с. 120-130.
Лебедева В. Г. Феномен «панэвтихизма» в концепции Василия Розанова // Лебедева В. Г. Судьбы массовой культуры России. Вторая половина XIX-первая треть XX века. - СПб., 2007. - с. 136-140.
Михайловский Н. К. О г. Розанове, его великих открытиях, его маханальности и философической порнографии.
Свенцицкий В. Христианство и «половой вопрос» (По поводу книги В. Розанова «Люди лунного света») // Новая Земля. - 1912. - N 3/4, 7/8.
Селивачёв А. Ф. Психология юдофильства // Русская мысль, 1917, кн. 2, с. 40-64). Есть отдельный оттиск.
Селивачёв А. Ф. Психология юдофильства. В. В. Розанов // В. В. Розанов: Pro et contra. Книга 2. - СПб., 1995. - С. 223-239.
Шкловский В. Розанов, в кн.: Сюжет как явление стиля. - Пг., 1921;
Leskovec P. Basilio Rozanov e la sua concezione religiosa. - Roma, 1958: Rozanov. - L., 1962
Рубинс М.О. Василий Розанов и Русский Монпарнас (1920-1930-е гг.) // Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына 2013 - М., 2014. - с. 541-562.
Руднев П. А. Театральные взгляды В. В. Розанова. - М.: Аграф, 2003. - 380 с., илл.
Равкин З. И. В. В. Розанов - философ, писатель, педагог. Жизнь и творчество. - М., 2002.

Русский прозаик, религиозный философ, мыслитель, литературный критик и публицист. Родился в Костромской губернии (город Ветлуга) 20 апреля 1856 года в семье лесничего.

Детство Василия Васильевича прошло в глубокой бедности, он рано осиротел. Живя на содержании у своего старшего брата, он окончил нижегородскую гимназию и поступил в Московский университет на филологический факультет.

В 1880 году Розанов окончил университет и до 1893 года работал учителем географии и истории в гимназиях Ельца, Брянска и города Белого (Смоленская губерния). Однако учительская среда была чуждой и враждебной Василию Васильевичу, преподавание для него было бременем, мешавшим писательскому делу, задатки к которому стали проявляться ещё в годы учёбы в университете.

Согласно его автобиографии, написанной в 1890 году, главным импульсом развития писательских способностей стали сочинения Д. И. Писарева, Д. С. Милля, Н. А. Добролюбова, а также западноевропейских писателей-материалистов. В подобном русле создана первая статья Василия Васильевича «Исследование идеи счастья как верховного начала человеческой жизни». Она была отвергнута в 1881 году журналом «Русская мысль», мотивацией этого стал «тяжёлый слог» статьи.

Далее последовала публикация «Об основаниях теории поведения», которая была удостоена академической премии университета и явилась началом «сплошного рассуждения на сорок печатных листов», именуемым «О понимании; опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания», и вышедшим в 1886 году в Москве. Это «небольшое исследование» совершенно не имело резонанса в научных и философских кругах, так как, по всей видимости, было принято за дилетантское умствование, что объяснялось предложением в нём подробного пересмотра познавательной деятельности в виде совокупного интеллектуального переживания.

Философские устремления писателя со временем сменялись религиозными, об этом говорят его статьи «Органический процесс и механическая причинность», «Место христианства в истории», «Отречение дарвиниста» (против профессора Тимирязева К. А.), «Красоты в природе и её смысл», «Цель человеческой жизни», написанные в период с 1889 по 1894 годы и насыщенные полемикой. Эти работы не сделали Розанова философом, но помогли в знакомстве с К. Н. Леонтьевым и Н. Н. Страховым, которые, в свою очередь, открыли ему путь в консервативную журналистику - писатель стал одним из главных авторов «Русского обозрения» - образованного в 1890 году журнала, издававшегося лично Александром III в сопровождении К. П. Победоносцева.

Что касается публицистического творчества Розанова 90-х годов 19 века, то его он называл «Катковско-Леонтьевским периодом». Он регулярно писал статьи в «Биржевые ведомости», «Русский вестник», «Вопросы философии и психологии», «Московские ведомости» и особенно в газете «Новое время», которая принадлежала А. С. Суворину. В 1898 году писатель стал её штатным сотрудником. До этого он несколько лет был чиновником - служил в Центральном управлении государственного контроля. Эта работа была ему в тягость.

В начале 1900-х Розанов уже был ярким и плодовитым консервативным журналистом. Большинство его статей данного периода собрано в сборниках «Природа и история», «Сумерки просвещения», «Литературные очерки» и «Религия и культура». В «Сумерках просвещения» писатель обличает российское школьное образование.

Главным же и наиболее известным его произведением стала «Легенда о Великом Инквизиторе Фёдора Михайловича Достоевского», опубликованная в «Русском вестнике» в 1891 году и вышедшая в нескольких различных изданиях. Личность и творчество Достоевского сначала привлекали Розанова, этот факт определил как репутацию критика, так и его личную судьбу: Василий Васильевич женился на А. П. Сусловой (1839-1918), бывшей любовнице Достоевского, с целью лучше понять мировоззрение любимого писателя. Суслова же изуродовала жизнь Розанова, бросив его и не дав ему развода, посему второй брак писателя, несмотря на то, что был счастливым, был для государства и церкви незаконным, отсюда - все вытекающие прискорбные последствия. Легенда же дала начало рассмотрению религиозных моментов творчества Достоевского, несмотря на то, что речь в ней идёт не о самих произведениях, а о процессе восприятия их содержания (о формирующем мировоззрение «понимании» литературы). Как и в прочих литературных статьях Василия Васильевича, начиная с громкого цикла «Старое и новое», выпущенного в 1892 году, где мотивируется отказ от так называемого «наследства 60-70 годов».

Мировоззрение Розанова к началу 1900-х годов уже сформировалось, его религиозные понятия были предрешены и расширялись тематически, при этом, не имея пределов. Но этому «пониманию», как он считал, не хватало органичности для соединения быта и мышления. Быт укрепляли семейные узы, и олицетворяла стихия пола. Такими соображениями и размышлениями Розанова, даже часто спонтанными, были насыщены его статьи, которые были собраны им в двухтомник «Семейный вопрос в России» - 1905 года, и книге «В мире неясного и нерешённого», которая вышла примерно к 1904 году двумя изданиями.

Его тягостная семейная ситуация, сожительство, которое по понятиям церкви считается блудом, послужили усердному размышлению о роли и значении российской церковности, которое было отражено в двухтомнике «Около церковных стен» - 1907 года. В книгах «Темный лик» - 1911 года и «Люди лунного света» - 1912 года выражаются попытки окончательного обобщения проблем религии, где в сексуальном плане оценивается и проявляется «метафизика христианства», христианская религия называется необоснованной с точки зрения построения обыденной жизни. Но всё же незаконно называть Розанова антихристианином, как именовал его Д.С.Мережковский.

Необходимо учитывать его намеренную тягу к крайностям и своеобразную двойственность его мышления. Розанову удавалось одновременно быть знаменитым юдофобом и юдофилом. Он считал необходимым и возможным освещать с разных взглядов события революции 1905-1907 гг., представляясь в «Новом времени» под собственной фамилией как черносотенец и монархист. Используя псевдоним «В. Варварин», он отражал в иных изданиях народническую, социально-демократическую, леволиберальную точку зрения.

Пик творчества Розанова отразился в сочинениях необычного жанра, которому не дашь строгого определения, вместе с тем ускоренного в его деятельности журналистской, которая постоянно предлагала выразительную и свободную реакцию на злобу дня, и нацеленного на настольную книгу «Дневник писателя Достоевского» Розанова.

В сочинениях «Опавшие листья» - 1913 - 1914 гг., «Смертное» - 1913 год, «Уединённое» - 1912 год и планирующихся сборниках «После Сахарны», «В Сахарне», «Последние листья» и «Мимолётное» - Розанов старается показать процесс понимания религии в его скрупулезности и многосложности, яркой мимики речи, процесс, который соединён с обыденностью жизни и оказывает содействие на мыслительное самоопределение.

Такой жанр стал более адекватным для мыслей Розанова, которые всегда стремились быть переживанием. Последнее произведение Розанова стало тому подтверждением - в нём была попытка обдумать и очеловечить революционное бедствие истории России и его всеобъемлющий отголосок, тем самым, обретая испытанную опытом жанровую форму.

Произведение Розанова «Апокалипсис нашего времени» было опубликовано 2000-м тиражом в России с 1917 года и по октябрь 1918 года, всего 10 выпусков. Этот реквием по государству России и культуре русского народа изначально задумывался как периодическое издание различных статей на религиозные, общекультурные и политические темы под общим заголовком «Троицкие березки». Жанр себя оправдал. «Апокалипсис» стал редчайшим и драгоценным художественно-историческим доказательством мыслителя и очевидца, погребённого под рухнувшими обломками империи.

Метафизика пола стала главной философской темой в произведениях зрелого Розанова. В одном из писем 1892 года он выражает собственное понимание пола, говоря, что пол в человеке не является функцией или органом, физиологией или мясом, но зиждительным лицом, он не постижим и не определим для разума человека, но он есть, и от него и из него - всё сущее. Непостижимость пола совсем не говорит о его ирреальности. Наоборот, пол, по Розанову, это самое реальное в мире и является неразгаданной загадкой в той мере, в которой закрыт для разума человека смысл бытия. Писатель называл загадку бытия загадкой рождающегося бытия, то есть загадкой зарождающегося пола.

В метафизике Розанова человек, который един в душевной и телесной жизни, имеет связь с Логосом, которая имеет место не сфере универсального разума, но в сфере «ночной», самой интимной - в области половой любви. Пренебрежение в области метафизики родовой жизнью, в истории русской и европейской мысли, представленное многими известными именами, Розанов не принимал. Например, певец Вечной Женственности, философ-платоник Владимир Соловьёв сравнивал продолжение человеческого рода с нескончаемой вереницей смертей. Розанов, напротив, каждое рождение человека называл чудом, считая, что этот процесс является раскрытием связи миров земного и трансцендентного.

Для Розанова бытие - это любовь, рождение, семья, и он мог вести речь о половой любви и её «онтологии». Розановская апологетика телесности и отказ видеть в половой любви и теле нечто пошлое и постыдное, значительно более спиритуалистичны, нежели натуралистичны. Розанов, делая акцент на духовную направленность в своей философии, говорил, что нет в нас ни волоса, ни капли крови, ни ногтя, которые не содержали бы духовное начало в себе, также утверждал, что пол выходит за рамки естества, он как естественен, так и сверхъестественен.

Со временем религиозная позиция Василия Васильевича претерпела значительные изменения. Сравнивая христианство и стоицизм, он утверждал, что стоицизм - это благоухание смерти, а христианство - это муки, пот, радость рождающей матери, плач новорожденного младенца. По мнению писателя, христианство - без вина, опьянения и буйства - это отсутствие уныния, только поразительная лёгкость духа и полная весёлость.

Со временем он сделал вывод, что постоянное искание страданий появилось из подражания Христу в момент распятия его на Голгофе. Розанов отвечал тем, кто упрекал его в христоборчестве, что нисколько не против Иисуса Христа. Являясь глубоко религиозным человеком и не отрекавшимся никогда от православия, писатель видит всю суть религии в том, чтобы отрицать мир, утверждая, что из текста Нового Завета вытекает только лишь один монастырь, что метафизику христианства составляет только иночество.
Вместе с тем Розанов хотел от религии непосредственного и прямого спасения и признания, так как был привязан умом и сердцем своим ко всему земному, посему он испытывал тягу к Ветхому Завету и язычеству. Путь через Голгофу, своеобразное «попрание» смерти Животворящим Крестом, как путь христианства вообще, Розанов приравнивал к отрицанию бытия как такового.

Труды и воззрения Розанова вызывали резкие нарекания и у революционных марксистов, и у русской либеральной интеллигенции.

Василий Васильевич скончался 23 января 1919 года в городе Сергиев Посад, куда Розановы переехали из Петрограда. Жили они в трёх комнатах преподавателя Вифанской духовной семинарии. Жильё это им нашёл философ отец Павел Флоренский. Розанов умер в полной нищете, в изнурении, голоде и болезнях, силясь преодолеть отчаяние, и стараясь обрести утешение в христианстве.

Обращаем Ваше внимание, что в биографии Розанова Василия Васильевича представлены самые основные моменты из жизни. В данной биографии могут быть упущены некоторые незначительные жизненные события.