Святые мощи преподобного Варсонофия находятся во Владимирском храме

Краткое житие

П реподобный Варсонофий был одним из великих Оптинских старцев. По отзыву преподобного Нектария, «из блестящего военного, в одну ночь, по соизволению Божию, он стал великим старцем». Отец Варсонофий носил в миру имя Павла, и это чудо, с ним бывшее, напоминает чудесное призвание его небесного покровителя апостола Павла, который волею Божией за ночь превратился из гонителя христиан Савла в апостола Павла.

Старец Варсонофий обладал всей полнотой даров, присущих Оптинским старцам: прозорливостью, чудотворением, способностью изгонять нечистых духов, исцелять болезни. Он сподобился истинных пророчеств о рае. Его видели на молитве озарённым неземным светом. По смерти своей он несколько раз являлся Оптинским инокам.

Яркую характеристику дал ему игумен Иннокентий (Павлов), духовное чадо старца: «Это был гигант духа. Без его совета и благословения и сам настоятель монастыря отец Ксенофонт ничего не делал, а о его духовных качествах и великом обаянии, которое он имел на всех своих духовных чад, можно судить по краткому выражению из надгробного слова: «гиганта малыми деревцами не заменишь».

Путь в Оптину старца Варсонофия оказался длиннее всех остальных Оптинских старцев: он пришёл сюда по благословению преподобного Амвросия на сорок седьмом году жизни, когда уже сильная седина пробилась в его волосах. Каким же был этот путь?

Почти совсем не сохранилось документов и свидетельств о жизни старца до поступления его в число братии Оптиной Пустыни , а это сорок шесть лет, — многое здесь остаётся неизвестным. Но отец Варсонофий сам нередко рассказывал о себе в беседах с духовными чадами — их записи и донесли до нас сведения о его жизни до Оптиной.

Преподобный Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, родился в 1845 году в Самаре в день памяти преподобного Сергия Радонежского, которого он всегда считал своим покровителем. Мать его Наталия скончалась при родах, а сам ребёнок остался жив благодаря таинству Крещения, которое немедленно совершил над ним священник. Отец его происходил из казаков, занимался торговлей.

Дед и прадед мальчика были весьма богаты. Почти все дома по Казанской улице принадлежали семье Плиханковых. Все члены семьи были благочестивыми и глубоко верующими людьми, много помогали находившемуся на этой же улице храму Казанской иконы Божией Матери. Семья считала, что их род находится под особым покровительством Казанского образа Божией Матери.

После смерти матери отец женился вторично, и в лице мачехи Господь послал младенцу глубоко верующую, добрейшей души наставницу, которая заменила ему родную мать. И вот Павлуша с раннего возраста — настоящий православный человек. Он ходит с мамой (так называл он мачеху) в церковь, регулярно причащается, читает домашнее правило. Позднее он вспоминал: «Любила мама и дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: «Пресвятая Богородице, спаси нас!» Пяти лет Павлуша начал прислуживать в алтаре и нередко слышал, как люди предсказывали: «Быть тебе священником!»

Знаменательный случай произошёл с ребёнком, когда ему было около шести лет. Он сам вспоминал позднее: «Был я в саду с отцом. Вдруг по аллейке идёт странник. И дивно, как он мог попасть в сад, когда сад окружён большими собаками, которые без лая никого не пропускают. Тихо подошёл странник к отцу и, показывая на меня ручкой, говорит: «Помни, отец, это дитя в своё время будет таскать души из ада!» И после этих слов он вышел. Потом мы его нигде не могли найти. И Бог его знает, кто это был за странник».

Девяти лет Павлушу зачислили в гимназию, учился он очень хорошо, много читал, прекрасно знал мировую литературу. Позднее, будучи старцем, он часто говорил о пользе книжных знаний, в первую очередь — житий святых. Об учёбе в гимназии он вспоминал: «Летом нас переселяли на каникулы в живописное казённое имение... Там была прекрасная берёзовая аллея... Воспитанники, обыкновенно, вставали в шесть часов, а я вставал в пять часов, уходил в ту аллею и, стоя меж тех берёз, молился. И тогда я молился так, как никогда уже более не молился: то была чистая молитва невинного отрока. Я думаю, что там я себе и выпросил, вымолил у Бога монашество».

Затем была учёба в Оренбургском военном училище, штабные офицерские курсы в Петербурге. Постепенно повышаясь в чинах, он скоро стал начальником мобилизационного отделения, а затем полковником. О поступлении в монастырь он тогда ещё не думал, представлял себе монашескую жизнь так: «страшная скука, — там только редька, постное масло да поклоны» Но он уже был призван, — часто незаметно, но иногда весьма явственно Господь вёл его именно в монастырь. Отсюда и многочисленные «странности» офицера Павла Ивановича Плиханкова.

Павел Иванович был молодым военным, сослуживцы его прожигали жизнь в развлечениях, но он приходил в своём быту к всё большему аскетизму. Комната его напоминала келью монаха простотой убранства, порядком, а также множеством икон и книг. Шли годы. Товарищи его один за другим переженились.

Позднее старец вспоминал об этом времени: «Когда мне было тридцать пять лет, матушка обратилась ко мне: «Что же ты, Павлуша, всё сторонишься женщин, скоро и лета твои выйдут, никто за тебя не пойдёт». За послушание, я исполнил желание матери... В этот день у одних знакомых давался званый обед. «Ну, — думаю, — с кем мне придётся рядом сидеть, с тем и вступлю в пространный разговор». И вдруг рядом со мной, на обеде, поместился священник, отличавшийся высокой духовной жизнью, и завёл со мной беседу о молитве Иисусовой... Когда же обед кончился, у меня созрело твёрдое решение не жениться».

Военная служба, блестящая карьера. По службе он был на самом блестящем счету, и не за горами был для него генеральский чин. Прямая возможность к стяжанию всех мирских благ. И... отказ от всего. Сослуживцы и знакомые никак не могли понять: что же за «изъян» в стройном, красивом полковнике, весь облик которого так дышал каким-то удивительным внутренним благородством? Жениться не женится, балов и званых обедов, равно как и прочих светских развлечений, избегает. В театр, бывало, ходил, да и тот бросил. За спиной у Павла Ивановича даже поговаривали порой: «С ума сошел, а какой был человек!..»

Однажды поехал Павел Иванович в оперный театр по приглашению своего военного начальства. Среди развлекательного представления он вдруг почувствовал невыразимую тоску. Позднее он вспоминал: «В душе как будто кто-то говорил: «Ты пришёл в театр и сидишь здесь, а если ты сейчас умрёшь, что тогда? Господь сказал: В чём застану, в том и сужу... С чем и как предстанет душа твоя Богу, если ты сейчас умрёшь?»

И он ушёл из театра, и больше никогда не ходил туда. Прошли годы, и Павлу Ивановичу захотелось узнать, какое число было тогда, чья была память. Он справился и узнал, что была память святителей Гурия и Варсонофия, Казанских чудотворцев. И Павел Иванович понял: «Господи, да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра! Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается — точно по какому-то особенному таинственному плану».

Были и ещё знаки. Зашёл как-то Павел Иванович в Казанский монастырь на исповедь и узнал случайно, что настоятеля монастыря зовут игумен Варсонофий. Когда Павел Иванович заметил, что это имя трудное на слух, ему ответили: «Чем же трудное? Для нас привычное... Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия и архиепископа Гурия...» С этого дня Павел Иванович стал часто молиться у мощей Казанского чудотворца, испрашивая у него покровительства себе: «Святителю отче Варсонофие, моли Бога о мне!» Посещая этот монастырь, он невольно обратил внимание на его бедность и стал помогать: купил лампадку, киот на большую икону, ещё что-то... «И так полюбил всё в этом монастыре! Воистину: где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше».

Теперь сослуживцы уже не звали Павла Ивановича ни на пирушки, ни в театр. Зато у него появились маленькие друзья. Денщик Павла Ивановича, Александр, доброй души человек, помогал ему найти бедных детей, которые жили в бедных домах и хижинах, в подвалах. Впоследствии Старец рассказывал: «Я очень любил устраивать детские пиры. Эти пиры доставляли одинаково и мне и детям радость... А также я им рассказывал о чём-нибудь полезном для души, из житий святых, или вообще о чём-нибудь духовном. Все слушают с удовольствием и вниманием. Иногда же для большей назидательности я приглашал с собой кого-либо из монахов или иеромонахов и предоставлял ему говорить, что производило ещё большее впечатление... Перед нами поляна, за ней река, а за рекой Казань со своим чудным расположением домов, садов и храмов... И хорошо мне тогда бывало, — сколько радости — и чистой радости — испытывал я тогда и сколько благих семян было брошено тогда в эти детские восприимчивые души!»

В Москве Павел Иванович встретился со святым и праведным отцом Иоанном Кронштадтским. Эта судьбоносная встреча запомнилась ему на всю жизнь, позднее он напишет: «Когда я был ещё офицером, мне, по службе, надо было съездить в Москву. И вот на вокзале я узнаю, что отец Иоанн служит обедню в церкви одного из корпусов. Я тотчас поехал туда. Когда я вошёл в церковь, обедня уже кончалась. Я прошёл в алтарь. В это время отец Иоанн переносил святые Дары с престола на жертвенник. Поставив Чашу, он, вдруг, подходит ко мне, целует мою руку, и, не сказав ничего, отходит опять к престолу. Все присутствующие переглянулись, и говорили после, что это означает какое-нибудь событие в моей жизни, и решили, что я буду священником... А теперь видишь, как неисповедимы судьбы Божии: я не только священник, но и монах».

Наконец утвердился Павел Иванович в мысли идти в монастырь, но в какой, куда — здесь была полная неопределённость. В период этих раздумий попался в руки Павлу Ивановичу один духовный журнал, а в нем — статья об Оптиной пустыни и преподобном старце Амвросии. «Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить», — подумал молодой военный и взял отпуск.

Когда он только подходил к Оптинскому скиту, находившаяся в «хибарке» старца Амвросия одна блаженная неожиданно с радостью произнесла: — Павел Иванович приехали.

— Вот и слава Богу, — спокойно отозвался преподобный Амвросий...Оба они духом знали, что приехал будущий старец. Когда Павел Иванович пришёл в келью Старца, то нашёл там, кроме отца Амвросия ещё и отца Анатолия (Зерцалова). Оба они встретили его, как он вспоминал, «очень радостно», а недомогавший отец Амвросий даже встал, оказывая особый почёт приехавшему.

Здесь же, в «хибарке», и услышал Павел Иванович поразившие его слова преподобного: «Искус должен продолжаться ещё два года, а после приезжайте ко мне, я вас приму». Дано было и послушание — жертвовать на определённые храмы некоторые суммы из своего довольно высокого жалования полковника.

В 1881 году Павел заболел воспалением лёгких. Когда, по просьбе больного полковника, денщик начал читать Евангелие, последовало чудесное видение, во время которого наступило духовное прозрение больного. Он увидел открытыми небеса, и содрогнулся весь, от великого страха и света. Вся жизнь пронеслась мгновенно перед ним. Глубоко проникнут был Павел Иванович сознанием покаяния за всю свою жизнь, и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину Пустынь. У него открылось духовное зрение. По словам старца Нектария, « из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божиему, он стал старцем».

К удивлению всех, больной стал быстро поправляться, а по выздоровлении поехал в Оптину. Преподобный Амвросий велел ему покончить все дела в три месяца, с тем, что, если он не приедет к сроку, то погибнет. И вот тут начались препятствия. Поехал он в Петербург за отставкой, а ему предложили более блестящее положение и задерживают отставку. Товарищи смеются над ним, уплата денег задерживается, он не может завершить свои дела, ищет денег взаймы и не находит. Но его выручает старец Варнава из Гефсиманского скита, указывает ему, где достать денег, и тоже торопит исполнить Божие повеление. Люди противятся его уходу из мира, находят ему даже невесту. Только мачеха, заменившая ему родную мать, радовалась и благословила его на иноческий подвиг.

С Божией помощью, полковник Плиханков преодолел все препятствия и явился в Оптину Пустынь в последний день своего трёхмесячного срока. Старец Амвросий лежал в гробу в церкви, и Павел Иванович приник к его гробу. Десятого февраля 1892 года он был зачислен в число братства Иоанно-Предтеченского скита и одет в подрясник. Каждый вечер в течение трех лет ходил Павел для бесед к старцам: сначала к преподобному Анатолию, а затем к преподобному Иосифу, преемникам старца Амвросия.

Преподобный Анатолий дал новоначальному послушание быть келейником иеромонаха Нектария, (последнего великого Оптинского старца). Около отца Нектария, его келейник прошёл в течение десяти лет все степени иноческие: через год, двадцать шестого марта 1893 года, Великим постом, послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года, по болезни, пострижен в мантию с именем Варсонофий, двадцать девятого декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а первого января 1903 года был рукоположен в сан иеромонаха.

В 1903 году преподобный Варсонофий был назначен помощником старца и одновременно духовником Шамординской женской пустыни и оставался им до начала войны с Японией.

В 1904 году начинается Русско-японская война, и преподобный Варсонофий за послушание отправляется на фронт: обслуживать лазарет имени преподобного Серафима Саровского, исповедовать, причащать, соборовать раненых и умирающих солдат. Он сам неоднократно подвергается смертельной опасности.

По возвращении после окончания войны в Оптину Пустынь, в 1907 году, отец Варсонофий был возведён в сан игумена и назначен святейшим Синодом настоятелем Оптинского скита.
К этому времени слава о нем разносится уже по всей России. Ушли в вечные обители святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, преподобный старец Варнава Гефсиманский. Страна приближалась к страшной войне и неизмеримо более страшной революции, житейское море, волнуемое вихрями безумных идей, уже «воздвизалось напастей бурею», люди утопали в его волнах...

Как в спасительную гавань, стремились они в благословенный Оптинский скит к преподобному Варсонофию за исцелением не только телес, но и истерзанных, истомленных грехом душ, стремились за ответом на вопрос: как жить, чтобы спастись? Он видел человеческую душу, и, по молитвам, ему открывалось в человеке самое сокровенное. А это давало ему возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни, душевные и телесные, изгонять бесов.

Его дар прозорливости особенно проявлялся при совершении им Таинства исповеди. С. М. Лопухина рассказывала, как, приехав 16-летней девушкой в Оптину, она попала в «хибарку», в которой принимал старец. Преподобный Варсонофий увидел ее и позвал в исповедальню и там пересказал всю жизнь, год за годом, проступок за проступком, не только указывая точно даты, когда они были совершены, но также называя и имена людей, с которыми они были связаны. А завершив этот страшный пересказ, велел: «Завтра ты придешь ко мне и повторишь мне все, что я тебе сказал. Я хотел тебя научить, как надо исповедоваться»...

А вот какие поразительные воспоминания об исповеди у старца оставила его духовная дочь:
— Дошли мы до скита, враг всячески отвлекал меня и внушал уйти, но, перекрестившись, я твёрдо вступила в хибарку... Перекрестилась я там на икону Царицы Небесной и замерла.
Вошёл Батюшка, я стою посреди келии... Батюшка подошёл к Тихвинской и сел...
— Подойди поближе.
Я робко подошла.
— Стань на коленочки... У нас так принято, мы сидим, а около нас по смирению, становятся на коленочки.
Я так прямо и рухнула, не то, что стала... Взял Батюшка меня за оба плеча, посмотрел на меня безгранично ласково, как никто никогда не смотрел, и произнёс:
— Дитя моё, милое, дитя моё сладкое, деточка моя драгоценная! Тебе двадцать шесть?
— Да, Батюшка.
— Тебе двадцать шесть, сколько лет тебе было четырнадцать лет тому назад?
Я, секунду подумавши, ответила:
— Двенадцать.
-Верно, и с этого года у тебя есть грехи, которые ты стала скрывать на исповеди.
Хочешь, я скажу тебе их?
— Скажите Батюшка, — несмело ответила я.
И тогда Батюшка начал по годам и даже по месяцам говорить мои грехи так, как будто читал их по раскрытой книге...
Исповедь, таким образом, шла двадцать пять минут. Я была совершенно уничтожена сознанием своей греховности и сознанием того, какой великий человек передо мной.
Как осторожно открывал он мои грехи, как боялся, очевидно, сделать больно и в то же время как властно и сурово обличал в них, а, когда видел, что я жестоко страдаю, придвигал ухо своё к моему рту близко-близко, чтобы я только шепнула:
— Да...
А я ведь в своём самомнении думала, что выделяюсь от людей своей христианской жизнью. Боже, какое ослепление, какая слепота духовная!
— Встань, дитя моё!
Я встала, подошла к аналою.
— Повторяй за мной: « Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей». Откуда эти слова?
— Из Пятидесятого псалма.
— Ты будешь читать этот псалом утром и вечером ежедневно.
— Какая икона перед тобой?
— Царицы Небесной.
— А какая это Царица Небесная? Тихвинская. Повтори за мной молитву...
Когда я наклонила голову, и Батюшка, накрыв меня епитрахилью, стал читать разрешительную молитву, я почувствовала, что с меня свалились такие неимоверные тяжести, мне делается так легко и непривычно...
— После всего, что Господь открыл мне про тебя, ты захочешь прославлять меня, как святого, этого не должно быть — слышишь? Я человек грешный, ты никому не скажешь...
Сокровище ты моё..., помози и спаси тебя Господь!
Много — много раз благословил меня опять батюшка и отпустил...

Во время бесед с духовными детьми старец Варсонофий говорил:

«Есть разные пути ко спасению. Одних Господь спасает в монастыре, других, в миру... Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову — и Христос не оставит вас.

Говоря о мире, считаю долгом сказать, что под этим словом я подразумеваю служение страстям, где бы оно не совершалось, можно и в монастыре жить по-мирски. Стены и черные одежды сами по себе не спасают.

Верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего, начинает избегать ходить в церковь, сначала старается прийти к службе попозже, а затем и совсем перестает посещать храм Божий. Ищущие Христа обретают Его, по неложному евангельскому слову: «Стучите и отверзется вам, ищите и обрящете», «В доме Отца Моего обителей много». И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и о земных обителях, и не только о внутренних, но и о внешних.

Каждую душу ставит Господь в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию. Это и есть внешняя обитель, исполняет же душу покой мира и радования — внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его.

Нужно помнить, что Господь всех любит и о всех печется, но если и по человечески рассуждая опасно дать нищему миллион, чтобы не погубить его, а сто рублей легче могут поставить его на ноги, то тем более Всеведущий Господь лучше знает, кому что на пользу. Нельзя научиться исполнять заповеди Божии без труда, и труд этот трехстатный: молитва, пост и трезвение.

Самое трудное — молитва. Всякая добродетель от прохождения обращается в навык, а в молитве нужно понуждение до самой смерти. Ей противится наш ветхий человек, и враг особенно восстает на молящегося. Молитва — вкушение смерти для диавола, она поражает его. Даже святые, как, например, преподобный Серафим, и те должны были понуждать себя на молитву, не говоря уже о нас, грешных.

Второе средство — пост. Пост бывает двоякий: внешний — воздержание от скоромной пищи и внутренний — воздержание всех чувств, особенно зрения, от всего нечистого и скверного. Тот и другой неразрывно связаны друг с другом. Некоторые понимают только пост внешний. Приходит, например, такой человек в общество, начинаются разговоры, осуждение ближних, он принимает в них деятельное участие. Но вот наступает время ужина. Гостю предлагают котлеты, жаркое... Он решительно заявляет, что не ест скоромного.

— Ну, полноте, — уговаривают хозяева, — скушайте, ведь не то, что в уста, а то, что из уст.

— Нет, я насчет этого строг.

И не понимает такой человек, что он уже нарушил внутренний пост, осуждая ближнего.

Вот почему так важно трезвение. Трудясь для своего спасения, человек мало-помалу очищает свое сердце от зависти, ненависти, клеветы, и в нем насаждается любовь».

Оптину за все время своей монашеской жизни преподобный Варсонофий покидал лишь несколько раз — только по послушанию. В 1910 году, также «за послушание», ездил на станцию Астапово для напутствия умиравшего Л. Н. Толстого. Впоследствии он с глубокой грустью вспоминал: «Не допустили меня к Толстому... Молил врачей, родных, ничего не помогло... Хотя он и Лев был, но не смог разорвать кольцо той цепи, которою сковал его сатана».

В 1912 году преподобного Варсонофия назначают настоятелем Старо-Голутвина Богоявленского монастыря. Смиренно просил он оставить его в скиту для жительства на покое, просил позволить ему остаться хотя бы и в качестве простого послушника. Но, несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: путем жалоб и доносов он был удален из Оптиной.

Мужественно перенося скорбь от разлуки с любимой Оптиной, старец принимается за благоустройство вверенной ему обители, крайне расстроенной и запущенной. И как прежде, стекается к преподобному Варсонофию народ за помощью и утешением. И как прежде, он, сам уже изнемогавший от многочисленных мучительных недугов, принимает всех без отказа, врачует телесные и душевные недуги, наставляет, направляет на тесный и скорбный, но единственно спасительный путь.

Здесь, в Старо-Голутвине, совершается по его молитвам чудо исцеления глухонемого юноши. «Страшная болезнь — следствие тяжкого греха, совершенного юношей в детстве», — поясняет старец его несчастной матери и что-то тихо шепчет на ухо глухонемому. «Батюшка, он же вас не слышит, — растерянно восклицает мать, — он же глухой...» — «Это он тебя не слышит, — отвечает старец — а меня слышит», — и снова произносит что-то шепотом на самое ухо молодому человеку. Глаза того расширяются от ужаса, и он покорно кивает головой... После исповеди преподобный Варсонофий причащает его, и болезнь оставляет страдальца.

Меньше года управлял старец обителью. Страдания его во время предсмертной болезни были поистине мученическими. Отказавшийся от помощи врача и какой бы то ни было пищи, он лишь повторял: «Оставьте меня, я уже на кресте...» Причащался старец ежедневно.

Первого (четырнадцатого) апреля 1913 года предал он свою чистую душу Господу. Похоронен был преподобный Варсонофий в Оптиной, рядом со своим духовным отцом и учителем, преподобным Анатолием (Зерцаловым). В 1996 году преподобный Варсонофий был причислен к лику местночтимых Святых Оптиной Пустыни, а в августе 2000 года — Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви прославлен для общецерковного почитания. Мощи его покоятся во Владимирском храме Оптиной Пустыни.

, преподобный

В миру Павел Иванович Плиханков, родился 5 июля года. Его путь в монастырь был долог и нелегок, в миру прошло 46 лет - большая часть его жизни. Кадетский корпус, военная служба, блестящая карьера. Прямая возможность к стяжанию всех мирских благ. И... отказ от всего. Сослуживцы и знакомые никак не могли понять: что же за «изъян» в стройном, красивом полковнике, весь облик которого так дышал каким-то удивительным внутренним благородством? Жениться не женится, балов и званых обедов, равно как и прочих светских развлечений, избегает. В театр, бывало, ходил, да и тот бросил. За спиной у Павла Ивановича даже поговаривали порой: «С ума сошел, а какой был человек!..»

Когда он только подходил к Оптинскому скиту, находившаяся в «хибарке» старца Амвросия одна блаженная неожиданно с радостью произнесла: - Павел Иванович приехали.

Вот и слава Богу, - спокойно отозвался преподобный Амвросий...

Здесь же, в «хибарке», и услышал Павел Иванович поразившие его слова преподобного: «Через два года приезжайте, я вас приму». По прошествии двух лет полковник Плиханков подал прошение об отставке. В Оптину он прибыл в последний день отпущенного ему преподобным срока, но старца в живых уже не застал.

Одновременно с преп. Иосифом и преп. Анатолием и после их кончины старчествовал в Оптиной Пустыни скитоначальник преп. Варсонофий, впоследствии схиархимандрит.

Старец Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, из потомственных дворян, родился 5 июля 1845 года. По окончании образования в Полоцком кадетском корпусе, он вступил на военную службу и дослужился уже до чина полковника Оренбургского казачьего войска в должности начальника мобилизационного отделения и старшего адъютанта Казанского военного округа. Но духовное направление, привитое ему благочестивыми родителями еще в детстве, получило перевес над другими интересами, и он решил посвятить себя Богу.

Впоследствии о себе преп. Варсонофий рассказывал: "Я каждый день ходил к ранней обедне. Так приучила меня мачеха, и как я теперь ей благодарен! Бывало, в деревне, когда мне было только пять лет, она каждый день будила меня в 6 часов утра. Мне вставать не хотелось, но она сдергивала одеяло и заставляла подниматься; и нужно было идти, какова бы ни была погода, полторы версты к обедне. Спасибо ей за такое воспитание! Она показала свою настойчивость благую, воспитала во мне любовь к Церкви, так как сама всегда усердно молилась".

Когда старец был еще офицером, посчастливилось ему попасть на литургию, которую служил св. прав. о. Иоанн Кронштадтский. Павел Иванович прошел в алтарь. В то время св.Иоанн переносил Св. Дары с престола на жертвенник. Поставив Чашу св. Иоанн быстро подошел к нему, поцеловал руку и не сказав ничего, отошел опять к престолу. Все присутствующие переглянулись и говорили после, что, вероятно, он будет священником. А Павел Иванович и не помышлял тогда об этом.

И вот, однажды, тяжко заболев воспалением легких и почувствовав приближение смерти, он велел денщику читать вслух Евангелие, а сам забылся... И в это время ему последовало чудесное видение: он увидел открытыми небеса и содрогнулся весь от великого страха и света. Вся жизнь пронеслась мгновенно перед ним. Он был глубоко проникнут сознанием покаянности за всю свою жизнь, и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину Пустынь. В его душе произошел переворот, у него открылось духовное зрение, он уразумел всю глубину слов Евангелия. По отзыву старца Нектария, "из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божию, он стал великим старцем". Он носил в миру имя Павла, и это чудо с ним бывшее, напоминает чудесное призвание его небесного покровителя - апостола Павла. Сам же Павел Иванович родившись в день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, считал его своим покровителем.

К удивлению всех, больной полковник стал быстро поправляться, выздоровел и уехал в Оптину Пустынь. Старцем в Оптиной был в это время преп. Амвросий, который велел ему покончить все дела в три месяца с тем, что если он не приедет к сроку, то погибнет. И тут начались различные препятствия. Приехал полковник Плиханков в Петербург за отставкой, а ему предложили более блестящее положение и задержали отставку. Товарищи смеялись над ним, уплата денег задерживалась, он не мог расплатиться со всем, с чем нужно, искал денег взаймы и не находил. Но его выручил старец Варнава из Гефсиманского скита: указал ему, где достать денег и торопил исполнить Божие повеление. Люди, противясь его уходу, находили ему даже невесту... Только мачеха его радовалась и благословила его на иноческий подвиг. С Божией помощью он преодолел все препятствия и явился в Оптину в последний день своего трехмесячного срока. Старец Амвросий лежал в гробу, и он приник к его гробу.

В декабре 1891 года Павел Иванович был принят в число братства Предтеченского скита. И преемник старца Амвросия преп. Анатолий дал ему послушание быть келейником при преп. Нектарии. Около старца Нектария преп. Варсонофий прошел в течении десяти лет все степени иноческие, вплоть до иеромонаха, и изучил теоретически и практически святых Отцов. Три года каждый вечер ходил он для долгих бесед к старцу Анатолию, а затем к старцу Иосифу. В 1903 году высокопреосвященный Антоний, митрополит С. -Петербургский, вызвал его для высшего назначения, но преп. Варсонофий по смирению и любви к уединенной жизни уклонился от предложения владыки и остался в Оптиной, где в 1907 году был назначен скитоначальником с возведением в сан игумена и награжден палицей. На него возложено было духовное окормление братства и всех посетителей, с которыми затем у него установилось непрерывное духовное общение, плодом чего была ежедневная переписка, доходившая не менее, чем до 4000 писем ежегодно.

Строгость жизни, богословская начитанность и редкая рассудительность очень скоро привлекли к нему внимание многих. С кончиной св. Иоанна Кронштадтского и старца Варнавы Гефсиманского, прилив богомольцев в Оптину заметно увеличился. Среди них было много лиц из высших классов, а также учащейся молодежи обоего пола высших учебных заведений. Волнуемые различными чувствами и сбиваемые сомнениями, они прибегали к помощи и руководству старца Варсонофия и у него, при содействии благодати Божией, находили соответствующее врачевание.

У преп. Варсонофия был характер, несколько сходный с характером великих оптинских старцев Льва и Анатолия. Неподкупная справедливость, простота и прямота его были нестерпимы для всех гордецов, самочинников и несознающихся грешников. Он никогда не мог лукавить и ни в чем не выносил двоедушия.

Преп. Варсонофий обладал даром прозорливости не менее других старцев. В нем этот дар особенно открыто выражался. Он видел человеческую душу, а это давало возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни душевные и телесные, изгонять бесов.

Вот как описывает исповедь у преп. Варсонофия один из его духовных сыновей. "Это был замечательный старец, имевший дар прозорливости, каковую я сам на себе испытал, когда он принимал меня в монастырь и первый раз исповедовал. Я онемел от ужаса, видя перед собой не человека, а ангела во плоти, который читает мои сокровеннейшие мысли, напоминает факты и людей, которых я забыл. Я был одержим неземным страхом. Он меня ободрил и сказал: "Не бойся, это не я, грешный Варсонофий, а Бог мне открыл о тебе. При моей жизни никому не говори о том, что сейчас испытываешь, а после моей смерти можешь говорить".

Похожий случай произошел с Софьей Михайловной Лопухиной, урожденной Осоргиной, рассказавшей своим близким о встрече с преп. Варсонофием, которая повлияла на всю ее дальнейшую жизнь. В Оптину Пустынь она приехала 16-летней девушкой. Ее поразила тысячная толпа вокруг старческой "хибарки", как там назывались деревянные домики, где принимали людей старцы. Она встала на пень, чтобы взглянуть на старца, когда он выйдет. Вскоре старец показался и сразу ее поманил. Он ввел ее в келью и рассказал ей всю ее жизнь год за годом, перечисляя все ее проступки, когда и где она их совершила, и назвал действующих лиц по их именам. А потом сказал: "Завтра ты придешь ко мне и повторишь мне все, что я тебе сказал. Я захотел тебя научить, как надо исповедоваться".

Старец, облаченный в полумантию, в епитрахили и поручах, пред исповедью проводил беседы. В них он, открывая души присутствующих при помощи различных случаев в жизни, указывал на забытые или сомнительные грехи, при этом он и не смотрел ни на кого, чтобы не смутить и явно не указывать. Так что одна девушка потом говорила: "Да ведь это батюшка меня описал! Это была моя тайна, откуда он мог узнать?!" После общей исповеди старец уже исповедовал каждого отдельно. Он не спеша задавал вопросы, выслушивал и давал наставления. При этом он имел совершенно одинаковое отношение как к старшим, так и к самым последним. Относясь очень внимательно и с любовью, он врачевал души, ибо знал до тонкости душевное устроение каждого.

Благословляя говеющих, он советовал после повечерия, на котором читают каноны, не вкушать ничего до принятия Св. Таин. В исключительных случаях разрешал выпить одного чая. "Иногда в день причастия бывает тягостное настроение, но на это не надо обращать внимание и не надо отчаиваться, так как в этот день диавол особенно ополчается на человека и действует на него гипнозом. Гипноз - злая, не христианская сила. Благодаря этому гипнозу диавол смущает нас, священнослужителей, когда мы совершаем литургию", говорил старец. Ложиться днем спать в день, когда причащался, не советовал.

Преп. Варсонофий говорил: "Не должно уходить из церкви до окончания обедни, иначе не получишь благодати Божией. Лучше прийти к концу обедни и достоять, чем уходить перед концом. Вот у нас в церкви читают шестопсалмие, и люди часто выходят на это время из храма. А ведь не понимают и не чувствуют они, что шестопсалмие есть духовная симфония, жизнь души, которая захватывает всю душу и дает ей высочайшее наслаждение".

За все время пребывания в Оптиной старец никуда не отлучался из обители и выезжал из нее только по послушанию. Последний выезд его был в 1910 году на станцию Астапово для обращения и напутствия умирающего графа Л. Толстого, но его, как всем известно, не допустили окружающие графа, к общему сожалению всех православных и самого преп. Варсонофия, который с грустью говорил: "Не допустили к Толстому. Молил врачей, родных, ничего не помогло... Железным кольцом сковало покойного Толстого; хотя и Лев был, но ни разорвать, ни выйти из него не мог..."

Несмотря на великие духовные дарования преп. Варсонофия и его административные способности, нашлись люди недовольные его деятельностью. В основном это были новые монахи, пришедшие в обитель из духовно опустившейся предреволюционной среды. Они не понимали сущности монашеского подвига вообще и идеи старчества, в частности. Им хотелось провести изменения в монастыре, в частности, закрыть скит, и для этого, они хотели занять начальственные должности. Дело дошло до открытого бунта. К сожалению, путем жалоб и клеветнических доносов они ввели в заблуждение архиерея - епископа Серафима Чичагова, по ходатайству которого старец Варсонофий был удален из Оптиной Пустыни и назначен игуменом Голутвинского монастыря, одного из самых отсталых монастырей в России. Это произошло в апреле 1912 года. Голутвинский монастырь преп. Варсонофий нашел в запущенном состоянии как с внешней, так и с внутренней стороны. Но, несмотря на свою старость, болезни и тяжелые переживания последних дней, он не упал духом. Со свойственной ему энергией принялся он за настоятельские труды, заботясь о внешнем и внутреннем благоустроении обители. Труды его были непомерно велики и сопряжены с большими скорбями, главным образом, при соприкосновении с распущенной братией.

В самое непродолжительное время монастырь начал обновляться и процветать. Между тем, как православный верующий народ отовсюду стекался к старцу за получением облегчения душевных и телесных недугов, самого преп. Варсонофия подтачивал недуг. Кое-как перемогался он весь 1912 год, но уже с начала 1913 года начал быстро слабеть... Истекало 365 дней с выезда из Оптиной Пустыни, с которым была должна совпасть и кончина батюшки по прикровенному пророчеству блаженной Параскевы Саровской.

Батюшка сильно страдал и иногда даже стонал. Кроме святых угодников Божиих и Матери Божией, к Которой имел любовь, он призывал и оптинских старцев, говоря: "Батюшка Лев, батюшка Макарий, батюшка Амвросий, батюшка Иларион, батюшка Анатолий, батюшка Иосиф, помогите мне вашими святыми молитвами!".

1-го апреля 1913 года в 7 часов 7 минут утра он предал свою чистую душу в руце Господа, Которого так возлюбил и ради Которого всю свою жизнь распинал себя до последней минуты. Тотчас тело старца было спрятано и облечено в схиму, которую он имел с 1910 года тайно и в которую завещал положить себя в гроб.

К великому утешению духовных чад, Священный Синод разрешил хоронить его в Оптиной Пустыни, куда и перевезли тело его. Здесь, близ гробниц великих оптинских старцев, против могилы иеросхимонаха Пимена и рядом с великим старцем о. Анатолием, со своим возлюбленным духовным отцом и руководителем, и нашел место своего последнего упокоения преп. Варсонофий. Угас великий старец и упокоился в своей любимой Оптиной Пустыни.

Епископ Трифон, знавший старца еще в то далекое время, когда он был послушником, и глубоко чтивший его, сказал следующее: "Ты умел только любить, только творить добро и какое море злобы и клеветы вылилось на тебя! Ты все принимал с покорностью, как многострадальный Иов. Я свидетель, что ни одного слова осуждения кому бы то ни было я не слыхал от тебя... Я, как пастырь, знаю, что в наше время значат такие старцы. Его наставления тем более ценны, что с образованием он соединил высоту монашеской жизни..."

Преподобный Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, родился 5 июля 1845 года. Его путь в монастырь был долог и нелегок, в миру прошло 46 лет — большая часть его жизни. Кадетский корпус, военная служба, блестящая карьера. Прямая возможность к стяжанию всех мирских благ. И... отказ от всего. Сослуживцы и знакомые никак не могли понять: что же за «изъян» в стройном, красивом полковнике, весь облик которого так дышал каким-то удивительным внутренним благородством? Жениться не женится, балов и званых обедов, равно как и прочих светских развлечений, избегает. В театр, бывало, ходил, да и тот бросил. За спиной у Павла Ивановича даже поговаривали порой: «С ума сошел, а какой был человек!..»

А между тем то были лишь вехи на пути Павла Ивановича к оставлению дольнего и восхождению горняя. Как-то ноги сами собой привели его в небольшой бедный монастырь, посвященный святому Иоанну Предтече. Там полюбилось ему молиться у мощей святителя Варсонофия Казанского, долгие часы простаивал он в монастырском храме у раки святого. Мысль о монашестве поначалу страшила, уход в монастырь казался делом невозможным, постепенно созревала решимость оставить мир. Оставалось лишь сделать выбор: в какой обители положить начало иноческому подвигу? В период этих раздумий попался в руки Павлу Ивановичу один духовный журнал, а в нем — статья об Оптиной пустыни и преподобном старце Амвросии.

Когда он только подходил к Оптинскому скиту, находившаяся в «хибарке» старца Амвросия одна блаженная неожиданно с радостью произнесла: — Павел Иванович приехали.

— Вот и слава Богу, — спокойно отозвался преподобный Амвросий...

Здесь же, в «хибарке», и услышал Павел Иванович поразившие его слова преподобного: «Через два года приезжайте, я вас приму». По прошествии двух лет полковник Плиханков подал прошение об отставке. В Оптину он прибыл в последний день отпущенного ему преподобным срока, но старца в живых уже не застал.

10 февраля 1892 года Павел Иванович был зачислен в число братства Иоанно-Предтеченского скита и одет в подрясник. Каждый вечер в течение трех лет ходил он для бесед к старцам: сначала к преподобному Анатолию, а затем к преподобному Иосифу.

Через год, 26 марта 1893 года, Великим постом послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года по болезни пострижен в мантию с именем Варсонофий, 29 декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а 1 января 1903 года был рукоположен в сан иеромонаха...

В 1903 году преподобный Варсонофий был назначен помощником старца и одновременно духовником Шамординской женской пустыни и оставался им до начала войны с Японией.

Вскоре начинается Русско-японская война, и преподобный Варсонофий за послушание отправляется на фронт: исповедует, соборует и причащает раненых и умирающих, сам неоднократно подвергается смертельной опасности. После окончания войны преподобный Варсонофий возвращается к духовничеству. В 1907 году он возводится в сан игумена и назначается скитоначальником.

К этому времени слава о нем разносится уже по всей России. Ушли в вечные обители святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, преподобный старец Варнава Гефсиманский. Страна приближалась к страшной войне и неизмеримо более страшной революции, житейское море, волнуемое вихрями безумных идей, уже «воздвизалось напастей бурею», люди утопали в его волнах...

Как в спасительную гавань, стремились они в благословенный Оптинский скит к преподобному Варсонофию за исцелением не только телес, но и истерзанных, истомленных грехом душ, стремились за ответом на вопрос: как жить, чтобы спастись? Он видел человеческую душу, и по молитвам ему открывалось в человеке самое сокровенное, а это давало ему возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни, душевные и телесные, изгонять бесов. Его дар прозорливости особенно проявлялся при совершении им Таинства исповеди. С.М. Лопухина рассказывала, как, приехав 16-летней девушкой в Оптину, она попала в «хибарку», в которой принимал старец. Преподобный Варсонофий увидел ее и позвал в исповедальню и там пересказал всю жизнь, год за годом, проступок за проступком, не только указывая точно даты, когда они были совершены, но также называя и имена людей, с которыми они были связаны. А завершив этот страшный пересказ, велел: «Завтра ты придешь ко мне и повторишь мне все, что я тебе сказал. Я хотел тебя научить, как надо исповедоваться»...

Оптину за все время своей монашеской жизни преподобный Варсонофий покидал лишь несколько раз — только по послушанию. В 1910 году, также «за послушание», ездил на станцию Астапово для напутствия умиравшего Л.Н. Толстого. Впоследствии он с глубокой грустью вспоминал: «Не допустили меня к Толстому... Молил врачей, родных, ничего не помогло... Хотя он и Лев был, но не смог разорвать кольцо той цепи, которою сковал его сатана».

В 1912 году преподобного Варсонофия назначают настоятелем Старо-Голутвина Богоявленского монастыря. Несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: путем жалоб и доносов он был удален из Оптиной. Смиренно просил он оставить его в скиту для жительства на покое, просил позволить ему остаться хотя бы и в качестве простого послушника.

Мужественно перенося скорбь от разлуки с любимой Оптиной, старец принимается за благоустройство вверенной ему обители, крайне расстроенной и запущенной. И как прежде, стекается к преподобному Варсонофию народ за помощью и утешением. И как прежде, он, сам уже изнемогавший от многочисленных мучительных недугов, принимает всех без отказа, врачует телесные и душевные недуги, наставляет, направляет на тесный и скорбный, но единственно спасительный путь. Здесь, в Старо-Голутвине, совершается по его молитвам чудо исцеления глухонемого юноши. «Страшная болезнь — следствие тяжкого греха, совершенного юношей в детстве», — поясняет старец его несчастной матери и что-то тихо шепчет на ухо глухонемому. «Батюшка, он же вас не слышит, — растерянно восклицает мать, — он же глухой...» — «Это он тебя не слышит, — отвечает старец — а меня слышит», — и снова произносит что-то шепотом на самое ухо молодому человеку. Глаза того расширяются от ужаса и он покорно кивает головой... После исповеди преподобный Варсонофий причащает его, и болезнь оставляет страдальца.

Меньше года управлял старец обителью. Страдания его во время предсмертной болезни были поистине мученическими. Отказавшийся от помощи врача и какой бы то ни было пищи, он лишь повторял: «Оставьте меня, я уже на кресте...» Причащался старец ежедневно.

1/14 апреля 1913 года предал он свою чистую душу Господу. Похоронен был преподобный Варсонофий в Оптиной, рядом со своим духовным отцом и учителем преподобным Анатолием «Старшим».

Пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий был од-ним из ве-ли-ких оп-тин-ских стар-цев. По от-зы-ву пре-по-доб-но-го , «из бле-стя-ще-го во-ен-но-го в од-ну ночь, по со-из-во-ле-нию Бо-жию, он стал ве-ли-ким стар-цем». Отец Вар-со-но-фий но-сил в ми-ру имя Пав-ла, и это чу-до, с ним быв-шее, на-по-ми-на-ет чу-дес-ное при-зва-ние его небес-но-го по-кро-ви-те-ля апо-сто-ла Пав-ла, ко-то-рый во-лею Бо-жи-ей за ночь пре-вра-тил-ся из го-ни-те-ля хри-сти-ан Савла в апо-сто-ла Пав-ла.

Ста-рец Вар-со-но-фий об-ла-дал всей пол-но-той да-ров, при-су-щих Оп-тин-ским стар-цам: про-зор-ли-во-стью, чу-до-тво-ре-ни-ем, спо-соб-но-стью из-го-нять нечи-стых ду-хов, ис-це-лять бо-лез-ни. Он спо-до-бил-ся ис-тин-ных про-ро-честв о рае. Его ви-де-ли на мо-лит-ве оза-рён-ным незем-ным све-том. По смер-ти сво-ей он несколь-ко раз яв-лял-ся оп-тин-ским ино-кам.

Яр-кую ха-рак-те-ри-сти-ку дал ему игу-мен Ин-но-кен-тий (Пав-лов), ду-хов-ное ча-до стар-ца: «Это был ги-гант ду-ха. Без его со-ве-та и бла-го-сло-ве-ния и сам на-сто-я-тель мо-на-сты-ря отец Ксе-но-фонт ни-че-го не де-лал, а о его ду-хов-ных ка-че-ствах и ве-ли-ком оба-я-нии, ко-то-рое он имел на всех сво-их ду-хов-ных чад, мож-но су-дить по крат-ко-му вы-ра-же-нию из над-гроб-но-го сло-ва: «ги-ган-та ма-лы-ми де-рев-ца-ми не за-ме-нишь».

Путь в Оп-ти-ну стар-ца Вар-со-но-фия ока-зал-ся длин-нее всех осталь-ных Оп-тин-ских стар-цев: он при-шёл сю-да по бла-го-сло-ве-нию на со-рок седь-мом го-ду жиз-ни, ко-гда уже силь-ная се-ди-на про-би-лась в его во-ло-сах. Ка-ким же был этот путь?

По-чти со-всем не со-хра-ни-лось до-ку-мен-тов и сви-де-тельств о жиз-ни стар-ца до по-ступ-ле-ния его в чис-ло бра-тии Оп-ти-ной Пу-сты-ни, а это со-рок шесть лет, - мно-гое здесь оста-ёт-ся неиз-вест-ным. Но отец Вар-со-но-фий сам неред-ко рас-ска-зы-вал о се-бе в бе-се-дах с ду-хов-ны-ми ча-да-ми - их за-пи-си и до-нес-ли до нас све-де-ния о его жиз-ни до Оп-ти-ной.

Пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий, в ми-ру Па-вел Ива-но-вич Пли-хан-ков, ро-дил-ся в 1845 го-ду в Са-ма-ре в день па-мя-ти пре-по-доб-но-го Сер-гия Ра-до-неж-ско-го, ко-то-ро-го он все-гда счи-тал сво-им по-кро-ви-те-лем. Мать его На-та-лия скон-ча-лась при ро-дах, а сам ре-бё-нок остал-ся жив бла-го-да-ря Та-ин-ству Кре-ще-ния, ко-то-рое немед-лен-но со-вер-шил над ним свя-щен-ник. Отец его про-ис-хо-дил из ка-за-ков, за-ни-мал-ся тор-гов-лей.

Дед и пра-дед маль-чи-ка бы-ли весь-ма бо-га-ты. По-чти все до-ма по Ка-зан-ской ули-це при-над-ле-жа-ли се-мье Пли-хан-ко-вых. Все чле-ны се-мьи бы-ли бла-го-че-сти-вы-ми и глу-бо-ко ве-ру-ю-щи-ми людь-ми, мно-го по-мо-га-ли на-хо-див-ше-му-ся на этой же ули-це хра-му Ка-зан-ской ико-ны Бо-жи-ей Ма-те-ри. Се-мья счи-та-ла, что их род на-хо-дит-ся под осо-бым по-кро-ви-тель-ством Ка-зан-ско-го об-ра-за Бо-жи-ей Ма-те-ри.

По-сле смер-ти ма-те-ри отец же-нил-ся вто-рич-но, и в ли-це ма-че-хи Гос-подь по-слал мла-ден-цу глу-бо-ко ве-ру-ю-щую, доб-рей-шей ду-ши на-став-ни-цу, ко-то-рая за-ме-ни-ла ему род-ную мать. И вот Пав-лу-ша с ран-не-го воз-рас-та - на-сто-я-щий пра-во-слав-ный че-ло-век. Он хо-дит с ма-мой (так на-зы-вал он ма-че-ху) в цер-ковь, ре-гу-ляр-но при-ча-ща-ет-ся, чи-та-ет до-маш-нее пра-ви-ло. Позд-нее он вспо-ми-нал: «Лю-би-ла ма-ма и до-ма мо-лить-ся. Чи-та-ет, бы-ва-ло, ака-фист, а я рас-пе-ваю то-нень-ким го-лос-ком на всю квар-ти-ру: «Пре-свя-тая Бо-го-ро-ди-це, спа-си нас!» Пя-ти лет Пав-лу-ша на-чал при-слу-жи-вать в ал-та-ре и неред-ко слы-шал, как лю-ди пред-ска-зы-ва-ли: «Быть те-бе свя-щен-ни-ком!»

Зна-ме-на-тель-ный слу-чай про-изо-шёл с ре-бён-ком, ко-гда ему бы-ло око-ло ше-сти лет. Он сам вспо-ми-нал позд-нее: «Был я в са-ду с от-цом. Вдруг по ал-лей-ке идёт стран-ник. И див-но, как он мог по-пасть в сад, ко-гда сад окру-жён боль-ши-ми со-ба-ка-ми, ко-то-рые без лая ни-ко-го не про-пус-ка-ют. Ти-хо по-до-шёл стран-ник к от-цу и, по-ка-зы-вая на ме-ня руч-кой, го-во-рит: «Помни, отец, это ди-тя в своё вре-мя бу-дет тас-кать ду-ши из ада!» И по-сле этих слов он вы-шел. По-том мы его ни-где не мог-ли най-ти. И Бог его зна-ет, кто это был за стран-ник».

Де-вя-ти лет Пав-лу-шу за-чис-ли-ли в гим-на-зию, учил-ся он очень хо-ро-шо, мно-го чи-тал, пре-крас-но знал ми-ро-вую ли-те-ра-ту-ру. Позд-нее, бу-дучи стар-цем, он ча-сто го-во-рил о поль-зе книж-ных зна-ний, в первую оче-редь - жи-тий свя-тых. Об учё-бе в гим-на-зии он вспо-ми-нал: «Ле-том нас пе-ре-се-ля-ли на ка-ни-ку-лы в жи-во-пис-ное ка-зён-ное име-ние... Там бы-ла пре-крас-ная бе-рё-зо-вая ал-лея... Вос-пи-тан-ни-ки обык-но-вен-но вста-ва-ли в шесть ча-сов, а я вста-вал в пять ча-сов, ухо-дил в ту ал-лею и, стоя меж тех бе-рёз, мо-лил-ся. И то-гда я мо-лил-ся так, как ни-ко-гда уже бо-лее не мо-лил-ся: то бы-ла чи-стая мо-лит-ва невин-но-го от-ро-ка. Я ду-маю, что там я се-бе и вы-про-сил, вы-мо-лил у Бо-га мо-на-ше-ство».

За-тем бы-ла учё-ба в Орен-бург-ском во-ен-ном учи-ли-ще, штаб-ные офи-цер-ские кур-сы в Пе-тер-бур-ге. По-сте-пен-но по-вы-ша-ясь в чи-нах, он ско-ро стал на-чаль-ни-ком мо-би-ли-за-ци-он-но-го от-де-ле-ния, а за-тем пол-ков-ни-ком. О по-ступ-ле-нии в мо-на-стырь он то-гда ещё не ду-мал, пред-став-лял се-бе мо-на-ше-скую жизнь так: «страш-ная ску-ка, - там толь-ко редь-ка, пост-ное мас-ло да по-кло-ны» Но он уже был при-зван, - ча-сто неза-мет-но, но ино-гда весь-ма яв-ствен-но Гос-подь вёл его имен-но в мо-на-стырь. От-сю-да и мно-го-чис-лен-ные «стран-но-сти» офи-це-ра Пав-ла Ива-но-ви-ча Пли-хан-ко-ва.

Па-вел Ива-но-вич был мо-ло-дым во-ен-ным, со-слу-жив-цы его про-жи-га-ли жизнь в раз-вле-че-ни-ях, но он при-хо-дил в сво-ём бы-ту к всё боль-ше-му ас-ке-тиз-му. Ком-на-та его на-по-ми-на-ла ке-ллию мо-на-ха про-сто-той убран-ства, по-ряд-ком, а так-же мно-же-ством икон и книг. Шли го-ды. То-ва-ри-щи его один за дру-гим пе-ре-же-ни-лись.

Позд-нее ста-рец вспо-ми-нал об этом вре-ме-ни: «Ко-гда мне бы-ло трид-цать пять лет, ма-туш-ка об-ра-ти-лась ко мне: «Что же ты, Пав-лу-ша, всё сто-ро-нишь-ся жен-щин, ско-ро и ле-та твои вый-дут, ни-кто за те-бя не пой-дёт». За по-слу-ша-ние, я ис-пол-нил же-ла-ние ма-те-ри... В этот день у од-них зна-ко-мых да-вал-ся зва-ный обед. «Ну, - ду-маю, - с кем мне при-дёт-ся ря-дом си-деть, с тем и вступ-лю в про-стран-ный раз-го-вор». И вдруг ря-дом со мной, на обе-де, по-ме-стил-ся свя-щен-ник, от-ли-чав-ший-ся вы-со-кой ду-хов-ной жиз-нью, и за-вёл со мной бе-се-ду о мо-лит-ве Иису-со-вой... Ко-гда же обед кон-чил-ся, у ме-ня со-зре-ло твёр-дое ре-ше-ние не же-нить-ся».

Во-ен-ная служ-ба, бле-стя-щая ка-рье-ра. По служ-бе он был на са-мом бле-стя-щем сче-ту, и не за го-ра-ми был для него ге-не-раль-ский чин. Пря-мая воз-мож-ность к стя-жа-нию всех мир-ских благ. И... от-каз от все-го. Со-слу-жив-цы и зна-ко-мые ни-как не мог-ли по-нять: что же за «изъ-ян» в строй-ном, кра-си-вом пол-ков-ни-ке, весь об-лик ко-то-ро-го так ды-шал ка-ким-то уди-ви-тель-ным внут-рен-ним бла-го-род-ством? Же-нить-ся не же-нит-ся, ба-лов и зва-ных обе-дов, рав-но как и про-чих свет-ских раз-вле-че-ний, из-бе-га-ет. В те-атр, бы-ва-ло, хо-дил, да и тот бро-сил. За спи-ной у Пав-ла Ива-но-ви-ча да-же по-го-ва-ри-ва-ли по-рой: «С ума со-шел, а ка-кой был че-ло-век!..»

Од-на-жды по-ехал Па-вел Ива-но-вич в опер-ный те-атр по при-гла-ше-нию сво-е-го во-ен-но-го на-чаль-ства. Сре-ди раз-вле-ка-тель-но-го пред-став-ле-ния он вдруг по-чув-ство-вал невы-ра-зи-мую тос-ку. Позд-нее он вспо-ми-нал: «В ду-ше как буд-то кто-то го-во-рил: «Ты при-шёл в те-атр и си-дишь здесь, а ес-ли ты сей-час умрёшь, что то-гда? Гос-подь ска-зал: "В чём за-ста-ну, в том и сужу"... С чем и как пред-станет ду-ша твоя Бо-гу, ес-ли ты сей-час умрёшь?»

И он ушёл из те-ат-ра и боль-ше ни-ко-гда не хо-дил ту-да. Про-шли го-ды, и Пав-лу Ива-но-ви-чу за-хо-те-лось узнать, ка-кое чис-ло бы-ло то-гда, чья бы-ла па-мять. Он спра-вил-ся и узнал, что бы-ла па-мять свя-ти-те-лей Гу-рия и Вар-со-но-фия, Ка-зан-ских чу-до-твор-цев. И Па-вел Ива-но-вич по-нял: «Гос-по-ди, да ведь это ме-ня свя-той Вар-со-но-фий вы-вел из те-ат-ра! Ка-кой глу-бо-кий смысл в со-бы-ти-ях на-шей жиз-ни, как она рас-по-ла-га-ет-ся - точ-но по ка-ко-му-то осо-бен-но-му та-ин-ствен-но-му пла-ну».

Бы-ли и ещё зна-ки. За-шёл как-то Па-вел Ива-но-вич в Ка-зан-ский мо-на-стырь на ис-по-ведь и узнал слу-чай-но, что на-сто-я-те-ля мо-на-сты-ря зо-вут игу-мен Вар-со-но-фий. Ко-гда Па-вел Ива-но-вич за-ме-тил, что это имя труд-ное на слух, ему от-ве-ти-ли: «Чем же труд-ное? Для нас при-выч-ное... Ведь в на-шем мо-на-сты-ре по-чи-ва-ют мо-щи свя-ти-те-ля Вар-со-но-фия и ар-хи-епи-ско-па Гу-рия...» С это-го дня Па-вел Ива-но-вич стал ча-сто мо-лить-ся у мо-щей Ка-зан-ско-го чу-до-твор-ца, ис-пра-ши-вая у него по-кро-ви-тель-ства се-бе: «Свя-ти-те-лю от-че Вар-со-но-фие, мо-ли Бо-га о мне!» По-се-щая этот мо-на-стырь, он неволь-но об-ра-тил вни-ма-ние на его бед-ность и стал по-мо-гать: ку-пил лам-пад-ку, ки-от на боль-шую ико-ну, ещё что-то... «И так по-лю-бил всё в этом мо-на-сты-ре! Во-ис-ти-ну: где бу-дет со-кро-ви-ще ва-ше, тут бу-дет и серд-це ва-ше».

Те-перь со-слу-жив-цы уже не зва-ли Пав-ла Ива-но-ви-ча ни на пи-руш-ки, ни в те-атр. За-то у него по-яви-лись ма-лень-кие дру-зья. Ден-щик Пав-ла Ива-но-ви-ча, Алек-сандр, доб-рой ду-ши че-ло-век, по-мо-гал ему най-ти бед-ных де-тей, ко-то-рые жи-ли в бед-ных до-мах и хи-жи-нах, в под-ва-лах. Впо-след-ствии ста-рец рас-ска-зы-вал: «Я очень лю-бил устра-и-вать дет-ские пи-ры. Эти пи-ры до-став-ля-ли оди-на-ко-во и мне, и де-тям ра-дость... А так-же я им рас-ска-зы-вал о чём-ни-будь по-лез-ном для ду-ши, из жи-тий свя-тых или во-об-ще о чём-ни-будь ду-хов-ном. Все слу-ша-ют с удо-воль-стви-ем и вни-ма-ни-ем. Ино-гда же для боль-шей на-зи-да-тель-но-сти я при-гла-шал с со-бой ко-го-ли-бо из мо-на-хов или иеро-мо-на-хов и предо-став-лял ему го-во-рить, что про-из-во-ди-ло ещё боль-шее впе-чат-ле-ние... Пе-ред на-ми по-ля-на, за ней ре-ка, а за ре-кой Ка-зань со сво-им чуд-ным рас-по-ло-же-ни-ем до-мов, са-дов и хра-мов... И хо-ро-шо мне то-гда бы-ва-ло, - сколь-ко ра-до-сти - и чи-стой ра-до-сти - ис-пы-ты-вал я то-гда и сколь-ко бла-гих се-мян бы-ло бро-ше-но то-гда в эти дет-ские вос-при-им-чи-вые ду-ши!»

В Москве Па-вел Ива-но-вич встре-тил-ся со свя-тым и пра-вед-ным от-цом . Эта судь-бо-нос-ная встре-ча за-пом-ни-лась ему на всю жизнь, позд-нее он на-пи-шет: «Ко-гда я был ещё офи-це-ром, мне по служ-бе на-до бы-ло съез-дить в Моск-ву. И вот на вок-за-ле я узнаю, что отец Иоанн слу-жит обед-ню в церк-ви од-но-го из кор-пу-сов. Я тот-час по-ехал ту-да. Ко-гда я во-шёл в цер-ковь, обед-ня уже кон-ча-лась. Я про-шёл в ал-тарь. В это вре-мя отец Иоанн пе-ре-но-сил Свя-тые Да-ры с пре-сто-ла на жерт-вен-ник. По-ста-вив Ча-шу, он вдруг под-хо-дит ко мне, це-лу-ет мою ру-ку, и, не ска-зав ни-че-го, от-хо-дит опять к пре-сто-лу. Все при-сут-ству-ю-щие пе-ре-гля-ну-лись и го-во-ри-ли по-сле, что это озна-ча-ет ка-кое-ни-будь со-бы-тие в мо-ей жиз-ни, и ре-ши-ли, что я бу-ду свя-щен-ни-ком... А те-перь ви-дишь, как неис-по-ве-ди-мы судь-бы Бо-жии: я не толь-ко свя-щен-ник, но и мо-нах».

На-ко-нец утвер-дил-ся Па-вел Ива-но-вич в мыс-ли ид-ти в мо-на-стырь, но в ка-кой, ку-да - здесь бы-ла пол-ная неопре-де-лён-ность. В пе-ри-од этих раз-ду-мий по-пал-ся в ру-ки Пав-лу Ива-но-ви-чу один ду-хов-ный жур-нал, а в нем - ста-тья об Оп-ти-ной пу-сты-ни и пре-по-доб-ном стар-це . «Так вот кто ука-жет мне, в ка-кой мо-на-стырь по-сту-пить», - по-ду-мал мо-ло-дой во-ен-ный и взял от-пуск.

Ко-гда он толь-ко под-хо-дил к Оп-тин-ско-му ски-ту, на-хо-див-ша-я-ся в «хи-бар-ке» стар-ца Ам-вро-сия од-на бла-жен-ная неожи-дан-но с ра-до-стью про-из-нес-ла:

Па-вел Ива-но-вич при-е-ха-ли.

Вот и сла-ва Бо-гу, - спо-кой-но ото-звал-ся пре-по-доб-ный Ам-вро-сий...

Оба они ду-хом зна-ли, что при-е-хал бу-ду-щий ста-рец.

Ко-гда Па-вел Ива-но-вич при-шёл в ке-ллию стар-ца, то на-шёл там, кро-ме от-ца Ам-вро-сия, ещё и от-ца Ана-то-лия (Зер-ца-ло-ва). Оба они встре-ти-ли его, как он вспо-ми-нал, «очень ра-дост-но», а недо-мо-гав-ший отец Ам-вро-сий да-же встал, ока-зы-вая осо-бый по-чёт при-е-хав-ше-му.

Здесь же, в «хи-бар-ке», и услы-шал Па-вел Ива-но-вич по-ра-зив-шие его сло-ва пре-по-доб-но-го: «Ис-кус дол-жен про-дол-жать-ся ещё два го-да, а по-сле при-ез-жай-те ко мне, я вас при-му». Да-но бы-ло и по-слу-ша-ние - жерт-во-вать на опре-де-лён-ные хра-мы неко-то-рые сум-мы из сво-е-го до-воль-но вы-со-ко-го жа-ло-ва-ния пол-ков-ни-ка.

В 1881 го-ду Па-вел за-бо-лел вос-па-ле-ни-ем лёг-ких. Ко-гда по прось-бе боль-но-го пол-ков-ни-ка ден-щик на-чал чи-тать Еван-ге-лие, по-сле-до-ва-ло чу-дес-ное ви-де-ние, во вре-мя ко-то-ро-го на-сту-пи-ло ду-хов-ное про-зре-ние боль-но-го. Он уви-дел от-кры-ты-ми небе-са и со-дрог-нул-ся весь от ве-ли-ко-го стра-ха и све-та. Вся жизнь про-нес-лась мгно-вен-но пе-ред ним. Глу-бо-ко про-ник-нут был Па-вел Ива-но-вич со-зна-ни-ем по-ка-я-ния за всю свою жизнь и услы-шал го-лос свы-ше, по-веле-ва-ю-щий ему ид-ти в Оп-ти-ну пу-стынь. У него от-кры-лось ду-хов-ное зре-ние. По сло-вам стар-ца Нек-та-рия, «из бле-стя-ще-го во-ен-но-го в од-ну ночь, по со-из-во-ле-нию Бо-жи-е-му, он стал стар-цем».

К удив-ле-нию всех, боль-ной стал быст-ро по-прав-лять-ся, а по вы-здо-ров-ле-нии по-ехал в Оп-ти-ну. Пре-по-доб-ный Ам-вро-сий ве-лел ему по-кон-чить все де-ла в три ме-ся-ца, с тем, что, ес-ли он не при-е-дет к сро-ку, то по-гибнет. И вот тут на-ча-лись пре-пят-ствия. По-ехал он в Пе-тер-бург за от-став-кой, а ему пред-ло-жи-ли бо-лее бле-стя-щее по-ло-же-ние и за-дер-жи-ва-ют от-став-ку. То-ва-ри-щи сме-ют-ся над ним, упла-та де-нег за-дер-жи-ва-ет-ся, он не мо-жет за-вер-шить свои де-ла, ищет де-нег взай-мы и не на-хо-дит. Но его вы-ру-ча-ет ста-рец из Геф-си-ман-ско-го ски-та, ука-зы-ва-ет ему, где до-стать де-нег, и то-же то-ро-пит ис-пол-нить Бо-жие по-ве-ле-ние. Лю-ди про-ти-вят-ся его ухо-ду из ми-ра, на-хо-дят ему да-же неве-сту. Толь-ко ма-че-ха, за-ме-нив-шая ему род-ную мать, ра-до-ва-лась и бла-го-сло-ви-ла его на ино-че-ский по-двиг.

С Бо-жи-ей по-мо-щью пол-ков-ник Пли-хан-ков пре-одо-лел все пре-пят-ствия и явил-ся в Оп-ти-ну пу-стынь в по-след-ний день сво-е-го трёх-ме-сяч-но-го сро-ка. Ста-рец Ам-вро-сий ле-жал в гро-бу в церк-ви, и Па-вел Ива-но-вич при-ник к его гро-бу. Де-ся-то-го фев-ра-ля 1892 го-да он был за-чис-лен в чис-ло брат-ства Иоан-но-Пред-те-чен-ско-го ски-та и одет в под-ряс-ник. Каж-дый ве-чер в те-че-ние трех лет хо-дил Па-вел для бе-сед к стар-цам: сна-ча-ла к пре-по-доб-но-му Ана-то-лию, а за-тем к пре-по-доб-но-му , пре-ем-ни-кам стар-ца Ам-вро-сия.

Пре-по-доб-ный Ана-то-лий дал но-во-на-чаль-но-му по-слу-ша-ние быть ке-лей-ни-ком иеро-мо-на-ха , по-след-не-го ве-ли-ко-го оп-тин-ско-го стар-ца. Око-ло от-ца Нек-та-рия его ке-лей-ник про-шёл в те-че-ние де-ся-ти лет все сте-пе-ни ино-че-ские: через год, два-дцать ше-сто-го мар-та 1893 го-да, Ве-ли-ким по-стом, по-слуш-ник Па-вел был по-стри-жен в ря-со-фор, в де-каб-ре 1900 го-да, по бо-лез-ни, по-стри-жен в ман-тию с име-нем Вар-со-но-фий, два-дцать де-вя-то-го де-каб-ря 1902 го-да ру-ко-по-ло-жен в иеро-ди-а-ко-на, а пер-во-го ян-ва-ря 1903 го-да был ру-ко-по-ло-жен в сан иеро-мо-на-ха.

В 1903 го-ду пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий был на-зна-чен по-мощ-ни-ком стар-ца и од-новре-мен-но ду-хов-ни-ком Ша-мор-дин-ской жен-ской пу-сты-ни и оста-вал-ся им до на-ча-ла вой-ны с Япо-ни-ей.

В 1904 го-ду на-чи-на-ет-ся рус-ско-япон-ская вой-на, и пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий за по-слу-ша-ние от-прав-ля-ет-ся на фронт: об-слу-жи-вать ла-за-рет име-ни пре-по-доб-но-го , ис-по-ве-до-вать, при-ча-щать, со-бо-ро-вать ра-не-ных и уми-ра-ю-щих сол-дат. Он сам неод-но-крат-но под-вер-га-ет-ся смер-тель-ной опас-но-сти.

По воз-вра-ще-нии по-сле окон-ча-ния вой-ны в Оп-ти-ну Пу-стынь, в 1907 го-ду, отец Вар-со-но-фий был воз-ве-дён в сан игу-ме-на и на-зна-чен Свя-тей-шим Си-но-дом на-сто-я-те-лем Оп-тин-ско-го ски-та. К это-му вре-ме-ни сла-ва о нем раз-но-сит-ся уже по всей Рос-сии. Ушли в веч-ные оби-те-ли свя-той пра-вед-ный отец Иоанн Крон-штадт-ский, пре-по-доб-ный ста-рец Вар-на-ва Геф-си-ман-ский. Стра-на при-бли-жа-лась к страш-ной войне и неиз-ме-ри-мо бо-лее страш-ной ре-во-лю-ции, жи-тей-ское мо-ре, вол-ну-е-мое вих-ря-ми безум-ных идей, уже «воздви-за-лось на-па-стей бу-рею», лю-ди уто-па-ли в его вол-нах...

Как в спа-си-тель-ную га-вань, стре-ми-лись они в бла-го-сло-вен-ный Оп-тин-ский скит к пре-по-доб-но-му Вар-со-но-фию за ис-це-ле-ни-ем не толь-ко те-лес, но и ис-тер-зан-ных, ис-том-лен-ных гре-хом душ, стре-ми-лись за от-ве-том на во-прос: как жить, чтобы спа-стись? Он ви-дел че-ло-ве-че-скую ду-шу, и, по мо-лит-вам, ему от-кры-ва-лось в че-ло-ве-ке са-мое со-кро-вен-ное. А это да-ва-ло ему воз-мож-ность воз-дви-гать пад-ших, на-прав-лять с лож-но-го пу-ти на ис-тин-ный, ис-це-лять бо-лез-ни, ду-шев-ные и те-лес-ные, из-го-нять бе-сов.

Его дар про-зор-ли-во-сти осо-бен-но про-яв-лял-ся при со-вер-ше-нии им Та-ин-ства Ис-по-ве-ди. С.М. Ло-пу-хи-на рас-ска-зы-ва-ла, как, при-е-хав 16-лет-ней де-вуш-кой в Оп-ти-ну, она по-па-ла в «хи-бар-ку», в ко-то-рой при-ни-мал ста-рец. Пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий уви-дел ее и по-звал в ис-по-ве-даль-ню и там пе-ре-ска-зал всю жизнь, год за го-дом, про-сту-пок за про-ступ-ком, не толь-ко ука-зы-вая точ-но да-ты, ко-гда они бы-ли со-вер-ше-ны, но так-же на-зы-вая и име-на лю-дей, с ко-то-ры-ми они бы-ли свя-за-ны. А за-вер-шив этот страш-ный пе-ре-сказ, ве-лел: «Зав-тра ты при-дешь ко мне и по-вто-ришь мне все, что я те-бе ска-зал. Я хо-тел те-бя на-учить, как на-до ис-по-ве-до-вать-ся»...

А вот ка-кие по-ра-зи-тель-ные вос-по-ми-на-ния об ис-по-ве-ди у стар-ца оста-ви-ла его ду-хов-ная дочь:
- До-шли мы до ски-та, враг вся-че-ски от-вле-кал ме-ня и вну-шал уй-ти, но, пе-ре-кре-стив-шись, я твёр-до всту-пи-ла в хи-бар-ку... Пе-ре-кре-сти-лась я там на ико-ну Ца-ри-цы Небес-ной и за-мер-ла. Во-шёл ба-тюш-ка, я стою по-сре-ди ке-ллии... Ба-тюш-ка по-до-шёл к Тих-вин-ской и сел...
- По-дой-ди по-бли-же.
Я роб-ко по-до-шла.
- Стань на ко-ле-ноч-ки... У нас так при-ня-то, мы си-дим, а око-ло нас, по сми-ре-нию, ста-но-вят-ся на ко-ле-ноч-ки.
Я так пря-мо и рух-ну-ла, не то, что ста-ла... Взял ба-тюш-ка ме-ня за оба пле-ча, по-смот-рел на ме-ня без-гра-нич-но лас-ко-во, как ни-кто ни-ко-гда не смот-рел, и про-из-нёс:
- Ди-тя моё ми-лое, ди-тя моё слад-кое, де-точ-ка моя дра-го-цен-ная! Те-бе два-дцать шесть?
- Да, ба-тюш-ка.
- Те-бе два-дцать шесть, сколь-ко лет те-бе бы-ло че-тыр-на-дцать лет то-му на-зад?
Я, се-кун-ду по-ду-мав-ши, от-ве-ти-ла:
- Две-на-дцать.
- Вер-но, и с это-го го-да у те-бя есть гре-хи, ко-то-рые ты ста-ла скры-вать на ис-по-ве-ди. Хо-чешь, я ска-жу те-бе их?
- Ска-жи-те, ба-тюш-ка, - несме-ло от-ве-ти-ла я.
И то-гда ба-тюш-ка на-чал по го-дам и да-же по ме-ся-цам го-во-рить мои гре-хи так, как буд-то чи-тал их по рас-кры-той кни-ге...
Ис-по-ведь, та-ким об-ра-зом, шла два-дцать пять ми-нут. Я бы-ла со-вер-шен-но уни-что-же-на со-зна-ни-ем сво-ей гре-хов-но-сти и со-зна-ни-ем то-го, ка-кой ве-ли-кий че-ло-век пе-ре-до мной.
Как осто-рож-но от-кры-вал он мои гре-хи, как бо-ял-ся, оче-вид-но, сде-лать боль-но и в то же вре-мя как власт-но и су-ро-во об-ли-чал в них, а, ко-гда ви-дел, что я же-сто-ко стра-даю, при-дви-гал ухо своё к мо-е-му рту близ-ко-близ-ко, чтобы я толь-ко шеп-ну-ла:
- Да...
А я ведь в сво-ём са-мо-мне-нии ду-ма-ла, что вы-де-ля-юсь от лю-дей сво-ей хри-сти-ан-ской жиз-нью. Бо-же, ка-кое ослеп-ле-ние, ка-кая сле-по-та ду-хов-ная!
- Встань, ди-тя моё!
Я вста-ла, по-до-шла к ана-лою.
- По-вто-ряй за мной: «Серд-це чи-сто со-зи-жди во мне, Бо-же, и дух прав об-но-ви во утро-бе мо-ей». От-ку-да эти сло-ва?
- Из Пя-ти-де-ся-то-го псал-ма.
- Ты бу-дешь чи-тать этот пса-лом утром и ве-че-ром еже-днев-но. Ка-кая ико-на пе-ред то-бой?
- Ца-ри-цы Небес-ной.
- А ка-кая это Ца-ри-ца Небес-ная? Тих-вин-ская. По-вто-ри за мной мо-лит-ву...
Ко-гда я на-кло-ни-ла го-ло-ву и ба-тюш-ка, на-крыв ме-ня епи-тра-хи-лью, стал чи-тать раз-ре-ши-тель-ную мо-лит-ву, я по-чув-ство-ва-ла, что с ме-ня сва-ли-лись та-кие неимо-вер-ные тя-же-сти, мне де-ла-ет-ся так лег-ко и непри-выч-но...
- По-сле все-го, что Гос-подь от-крыл мне про те-бя, ты за-хо-чешь про-слав-лять ме-ня, как свя-то-го, это-го не долж-но быть - слы-шишь? Я че-ло-век греш-ный, ты ни-ко-му не ска-жешь...Со-кро-ви-ще ты моё... по-мо-зи и спа-си те-бя Гос-подь!

Мно-го-мно-го раз бла-го-сло-вил ме-ня опять ба-тюш-ка и от-пу-стил...

Во вре-мя бе-сед с ду-хов-ны-ми детьми ста-рец Вар-со-но-фий го-во-рил: "Есть раз-ные пу-ти ко спа-се-нию. Од-них Гос-подь спа-са-ет в мо-на-сты-ре, дру-гих в ми-ру... Вез-де спа-стись мож-но, толь-ко не остав-ляй-те Спа-си-те-ля. Цеп-ляй-тесь за ри-зу Хри-сто-ву - и Хри-стос не оста-вит вас.

Го-во-ря о ми-ре, счи-таю дол-гом ска-зать, что под этим сло-вом я под-ра-зу-ме-ваю слу-же-ние стра-стям, где бы оно ни со-вер-ша-лось, мож-но и в мо-на-сты-ре жить по-мир-ски. Сте-ны и чер-ные одеж-ды са-ми по се-бе не спа-са-ют.

Вер-ный при-знак омерт-ве-ния ду-ши есть укло-не-ние от цер-ков-ных служб. Че-ло-век, ко-то-рый охла-де-ва-ет к Бо-гу, преж-де все-го на-чи-на-ет из-бе-гать хо-дить в цер-ковь, сна-ча-ла ста-ра-ет-ся прий-ти к служ-бе по-поз-же, а за-тем и со-всем пе-ре-ста-ет по-се-щать храм Бо-жий. Ищу-щие Хри-ста об-ре-та-ют Его, по нелож-но-му еван-гель-ско-му сло-ву: "Сту-чи-те и от-вер-зет-ся вам, ищи-те и об-ря-ще-те", "В до-ме От-ца Мо-е-го оби-те-лей мно-го". И за-меть-те, что здесь Гос-подь го-во-рит не толь-ко о небес-ных, но и о зем-ных оби-те-лях, и не толь-ко о внут-рен-них, но и о внеш-них.

Каж-дую ду-шу ста-вит Гос-подь в та-кое по-ло-же-ние, окру-жа-ет та-кой об-ста-нов-кой, ко-то-рая наи-бо-лее спо-соб-ству-ет ее пре-успе-я-нию. Это и есть внеш-няя оби-тель, ис-пол-ня-ет же ду-шу по-кой ми-ра и ра-до-ва-ния - внут-рен-няя оби-тель, ко-то-рую го-то-вит Гос-подь лю-бя-щим и ищу-щим Его.

Нуж-но пом-нить, что Гос-подь всех лю-бит и о всех пе-чет-ся, но, ес-ли и по-че-ло-ве-че-ски рас-суж-дая, опас-но дать ни-ще-му мил-ли-он, чтобы не по-гу-бить его, а сто руб-лей лег-че мо-гут по-ста-вить его на но-ги, то тем бо-лее Все-ве-ду-щий Гос-подь луч-ше зна-ет, ко-му что на поль-зу. Нель-зя на-учить-ся ис-пол-нять за-по-ве-ди Бо-жии без тру-да, и труд этот трех-стат-ный: мо-лит-ва, пост и трез-ве-ние.

Са-мое труд-ное - мо-лит-ва. Вся-кая доб-ро-де-тель от про-хож-де-ния об-ра-ща-ет-ся в на-вык, а в мо-лит-ве нуж-но по-нуж-де-ние до са-мой смер-ти. Ей про-ти-вит-ся наш вет-хий че-ло-век, и враг осо-бен-но вос-ста-ет на мо-ля-ще-го-ся. Мо-лит-ва - вку-ше-ние смер-ти для диа-во-ла, она по-ра-жа-ет его. Да-же свя-тые, как, на-при-мер, пре-по-доб-ный Се-ра-фим, и те долж-ны бы-ли по-нуж-дать се-бя на мо-лит-ву, не го-во-ря уже о нас, греш-ных.

Вто-рое сред-ство - пост. Пост бы-ва-ет дво-я-кий: внеш-ний - воз-дер-жа-ние от ско-ром-ной пи-щи и внут-рен-ний - воз-дер-жа-ние всех чувств, осо-бен-но зре-ния, от все-го нечи-сто-го и сквер-но-го. Тот и дру-гой нераз-рыв-но свя-за-ны друг с дру-гом. Неко-то-рые по-ни-ма-ют толь-ко пост внеш-ний. При-хо-дит, на-при-мер, та-кой че-ло-век в об-ще-ство, на-чи-на-ют-ся раз-го-во-ры, осуж-де-ние ближ-них, он при-ни-ма-ет в них де-я-тель-ное уча-стие. Но вот на-сту-па-ет вре-мя ужи-на. Го-стю пред-ла-га-ют кот-ле-ты, жар-кое... Он ре-ши-тель-но за-яв-ля-ет, что не ест ско-ром-но-го.

Ну, пол-но-те, - уго-ва-ри-ва-ют хо-зя-е-ва, - ску-шай-те, ведь не то, что в уста, а то, что из уст.

Нет, я на-счет это-го строг.

И не по-ни-ма-ет та-кой че-ло-век, что он уже на-ру-шил внут-рен-ний пост, осуж-дая ближ-не-го.

Вот по-че-му так важ-но трез-ве-ние. Тру-дясь для сво-е-го спа-се-ния, че-ло-век ма-ло-по-ма-лу очи-ща-ет свое серд-це от за-ви-сти, нена-ви-сти, кле-ве-ты, и в нем на-саж-да-ет-ся лю-бовь».

Оп-ти-ну за все вре-мя сво-ей мо-на-ше-ской жиз-ни пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий по-ки-дал лишь несколь-ко раз - толь-ко по по-слу-ша-нию. В 1910 го-ду, так-же за по-слу-ша-ние, ез-дил на стан-цию Аста-по-во для на-пут-ствия уми-рав-ше-го Л.Н. Тол-сто-го. Впо-след-ствии он с глу-бо-кой гру-стью вспо-ми-нал: «Не до-пу-сти-ли ме-ня к Тол-сто-му... Мо-лил вра-чей, род-ных, ни-че-го не по-мог-ло... Хо-тя он и Лев был, но не смог разо-рвать коль-цо той це-пи, ко-то-рою ско-вал его са-та-на».

В 1912 го-ду пре-по-доб-но-го Вар-со-но-фия на-зна-ча-ют на-сто-я-те-лем Ста-ро-Го-лутви-на Бо-го-яв-лен-ско-го мо-на-сты-ря. Сми-рен-но про-сил он оста-вить его в ски-ту для жи-тель-ства на по-кое, про-сил поз-во-лить ему остать-ся хо-тя бы и в ка-че-стве про-сто-го по-слуш-ни-ка. Но, несмот-ря на ве-ли-кие ду-хов-ные да-ро-ва-ния стар-ца, на-шлись недо-воль-ные его де-я-тель-но-стью: пу-тем жа-лоб и до-но-сов он был уда-лен из Оп-ти-ной.

Му-же-ствен-но пе-ре-но-ся скорбь от раз-лу-ки с лю-би-мой Оп-ти-ной, ста-рец при-ни-ма-ет-ся за бла-го-устрой-ство вве-рен-ной ему оби-те-ли, крайне рас-стро-ен-ной и за-пу-щен-ной. И как преж-де, сте-ка-ет-ся к пре-по-доб-но-му Вар-со-но-фию на-род за по-мо-щью и уте-ше-ни-ем. И как преж-де, он, сам уже из-не-мо-гав-ший от мно-го-чис-лен-ных му-чи-тель-ных неду-гов, при-ни-ма-ет всех без от-ка-за, вра-чу-ет те-лес-ные и ду-шев-ные неду-ги, на-став-ля-ет, на-прав-ля-ет на тес-ный и скорб-ный, но един-ствен-но спа-си-тель-ный путь.

Здесь, в Ста-ро-Го-лутвине, со-вер-ша-ет-ся по его мо-лит-вам чу-до ис-це-ле-ния глу-хо-не-мо-го юно-ши. «Страш-ная бо-лезнь - след-ствие тяж-ко-го гре-ха, со-вер-шен-но-го юно-шей в дет-стве», - по-яс-ня-ет ста-рец его несчаст-ной ма-те-ри и что-то ти-хо шеп-чет на ухо глу-хо-не-мо-му. «Ба-тюш-ка, он же вас не слы-шит, - рас-те-рян-но вос-кли-ца-ет мать, - он же глу-хой...». - «Это он те-бя не слы-шит, - от-ве-ча-ет ста-рец - а ме-ня слы-шит», - и сно-ва про-из-но-сит что-то ше-по-том на са-мое ухо мо-ло-до-му че-ло-ве-ку. Гла-за то-го рас-ши-ря-ют-ся от ужа-са, и он по-кор-но ки-ва-ет го-ло-вой... По-сле ис-по-ве-ди пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий при-ча-ща-ет его, и бо-лезнь остав-ля-ет стра-даль-ца.

Мень-ше го-да управ-лял ста-рец оби-те-лью. Стра-да-ния его во вре-мя пред-смерт-ной бо-лез-ни бы-ли по-ис-ти-не му-че-ни-че-ски-ми. От-ка-зав-ший-ся от по-мо-щи вра-ча и ка-кой бы то ни бы-ло пи-щи, он лишь по-вто-рял: «Оставь-те ме-ня, я уже на кре-сте...» При-ча-щал-ся ста-рец еже-днев-но.

Пер-во-го (че-тыр-на-дца-то-го) ап-ре-ля 1913 го-да пре-дал он свою чи-стую ду-шу Гос-по-ду. По-хо-ро-нен был пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий в Оп-ти-ной, ря-дом со сво-им ду-хов-ным от-цом и учи-те-лем, пре-по-доб-ным Ана-то-ли-ем (Зер-ца-ло-вым). В 1996 го-ду пре-по-доб-ный Вар-со-но-фий был при-чис-лен к ли-ку мест-но-чти-мых свя-тых Оп-ти-ной пу-сты-ни, а в ав-гу-сте 2000 го-да Юби-лей-ным Ар-хи-ерей-ским Со-бо-ром Рус-ской Пра-во-слав-ной Церк-ви про-слав-лен для об-ще-цер-ков-но-го по-чи-та-ния. Мо-щи его по-ко-ят-ся во Вла-ди-мир-ском хра-ме Оп-ти-ной пу-сты-ни.

Молитвы

Тропарь преподобному Варсонофию Оптинскому

В тебе́, о́тче, изве́стно спасе́ся е́же по о́бразу прии́м бо крест после́довал еси́ Христу́, и де́я учи́л еси́ презира́ти у́бо пло́ть, прихо́дит бо: прилежа́ти же о души́, ве́щи безсме́ртней: тем же и со А́нгелы сра́дуется, преподо́бне Варсоно́фие, дух твой.

Перевод: В тебе, отче, точно сохранилось то, что в нас по Божию образу: ибо взяв свой крест ты последовал за Христом, и делом учил пренебрегать , как преходящей, заботиться же о душе, творении бессмертном. Потому и радуется с Ангелами, преподобный Варсонофий, дух твой.

Молитва преподобному Варсонофию Оптинскому

О, свяще́нне во́ине и богому́дрый о́тче на́ш Варсоно́фие, О́птинскаго ста́рчества венцено́сный побо́рниче. Ты́ сла́ву ми́ра сего́ не возлюби́в, ниже́ по́чести и житие́ разсла́бленно, но во́инскую че́сть соблю́д до конца́ и земно́е три́знище оста́вив, вво́инился еси́ Царю́ Христу́ и со безпло́тными А́нгелы на де́моны ра́товал, и побе́ды по́чести прия́л еси́. Те́мже под твое́ предста́тельство, я́ко под кре́пкий щи́т, прибега́ем, и на лу́к моли́тв твои́х наде́ющеся, мо́лим тя́, о́тче преподо́бне, уте́ши ны́ я́ко оте́ц чадолюби́вый, и я́ко сыно́в на́с утверди́, облегча́я ско́рбь належа́щую, избавля́я от ну́жд души́ на́ша. Да́ждь на́м твоему́ житию́ после́довати и неукло́нно соблюсти́ преда́ния святы́х оте́ц, и́хже ты́ запове́дал еси́ блюсти́ да́же до сме́рти. Е́й, о́тче, бу́ди на́м побо́рник в мы́сленных бране́х на́ших, и́хже ведем со страстьми́ и духа́ми лука́выми, я́ко не́мощни есмы́ и неиску́сни. Ты́ же, я́ко иску́с послуша́ния проше́д и благода́ть ста́рчества унасле́довав, мо́жеши и на́м искуша́емым по́мощи. Да под кро́вом моли́тв твои́х храни́ми, воспое́м и просла́вим Подвигополо́жника на́шего Го́спода Иису́са Христа́ со Отце́м и Животворя́щим Его́ Ду́хом всегда́, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Молитва иная преподобному Варсонофию Оптинскому

О, пречестна́я и свяще́нная главо́, Небе́снаго Иерусали́ма граждани́не, изря́дный уго́дниче Христо́в и вели́кий Оптинский чудотво́рче, преподо́бне о́тче Варсоно́фие! При́зри от Го́рних высо́т на на́с, смире́нных и гре́шных, во умиле́нии серде́ц к тебе́ прибега́ющих. Тебе́ бо моли́твенника благоприя́тнаго ве́мы ко Всеми́лостивому Бо́гу и ко Пресвяте́й и Пречи́стей Ма́тери Его́, Влады́чице на́шей Богоро́дице и Присноде́ве Мари́и. Вознеси́ о на́с твоя́ святы́я моли́твы ко Престо́лу Человеколю́бца Го́спода, дабы́ не поги́бнути на́м со беззако́нии на́шими, но обрати́тися к покая́нию и исправле́нию, да про́чее вре́мя жития́ на́шего земна́го не в рабо́те греху́ и страсте́м, но в де́лании за́поведей Его́ святы́х и в благоче́стии провожда́ем, и со благо́ю наде́ждою дости́гнем кончи́ны на́шея. В ча́с же сме́ртный наипа́че яви́ся на́м, о́тче, засту́пник благи́й, ускори́ на моли́тву о на́с, безпомо́щных, и помози́ на́м со Прича́стием Та́инств Боже́ственных ми́рную и благу́ю кончи́ну улучи́ти, гро́зная мыта́рства возду́шная безбе́дно прейти́ и унасле́довати Го́рнее Ца́рство.
Е́й, о́тче приснопа́мятный, не пре́зри на́с и не посрами́ упова́ния на́шего, но бу́ди о на́с предста́тель немо́лчный к Бо́гу. Па́стырю на́ш до́брый, упаси́ на́с бо́дренными твои́ми моли́твами и сохрани́ ненаве́тны от вся́каго зла́, да сла́вим неизрече́нное человеколю́бие Бо́га на́шего, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, и твое́ оте́ческое заступле́ние, во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Каноны и Акафисты

Акафист преподобному Варсонофию Оптинскому

Предназначен для келейного чтения

Находится на рассмотрении в Комиссии по акафистам при Издательском Совете Русской Православной Церкви.

Кондак 1

Избранный воине Христов и чудотворче, преподобне отче наш Варсонофие, иже праведным житием твоим полки бесовския низложил еси и Русь Святую на стезях благочестия утвердил еси. Похвальная тебе приносим пения, ты же, яко имея велие дерзновение ко Господу, от всяких нас бед свободи, любовию зовущих:

Икос 1

Лик Небесный воспевает богоугодное твое житие, зане от рождения избран был еси светити миру подвиги благочестия. Еще во отрочестве твоем старец богомудрый прорече о тебе, «яко отроча сие многия души избавит от огня геенскаго». Темже поминающе душеспасительныя твоя подвиги, с вои небесными совокупляющеся, похвальная тебе вопием:

Радуйся, чадо, млеком благочестия напоенное; радуйся, овен, хлебом премудрости упитанный.

Радуйся, молитвою церковною от млада материю окормленный; радуйся утреневавый Богу во умилении сердечнем.

Радуйся, на пажити церковней собравый крины благочестия; радуйся, рaлом любомудрия искоренивый страстей нечестие.

Радуйся, елень, на горы боговедения востекий; радуйся, яко воды смиренномудрия тамо испил еси.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 2

Сердце имея любвеобильное, нищим и сирым детям сострадал еси, отче Варсонофие. Памятуя, яко таковых есть Цapствие Небесное, угощения им сладкая учреждал еси, пищею земною питая их телеса, в души же их влагая пресладкая Божественная словеса. Темже сирии дети, зряще о них таковое промышление, Богу, питателю всех, возсылаху хвалу: Аллилуия.

Икос 2

В чине воинстем служа отечеству, образ благочестия русскому воинству был еси, откровением же свыше, яко апостол Павел, к почести вышняго звания позван быв. Таковому о тебе промышлению Божию чудящеся, сице тебе вопием:

Радуйся, христолюбиваго воинства добльственный поборниче; радуйся, оптинскаго ангелоподобнаго полка мудрый наставниче.

Радуйся, отечеству благомощное заступление явивый; радуйся, монашествующих духовным бранем искусно научивый.

Радуйся, с небесе Божественным откровением облиставыйся; радуйся, озарением небесным духовно преобразивыйся.

Радуйся, мечу ярости Божественныя на богопротивныя; радуйся, щите духовный, о немже сокрушаются стрелы разженныя.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 3

Житие мирское благочестно управив, отче Варсонофие, волю Божественную о себе взыскати восхотел еси. Темже благословением праведнаго Иоанна, пастыря Кронштадтскаго, священство тебе предуказася, и Гефсиманским старцем Варнавою брак духовный предречеся, в немже душу твою Жениху Христу уневестил еси, поя Ему: Аллилуия.

Икос 3

В Скит Предтечев притек, яко елень жаждущий, измыл еси тину страстей покаяния водою, разум же духовный почерпнул еси от богоносных старцев Оптинских, в возраст мужа духовнаго приспевый. Темже богоразумие твое похваляюще, сице тебе рцем:

Радуйся, от сует мирских, яко лань от тенет, устремивыйся; радуйся, яко на Иордан мысленный в Скит Предтечи притекий.

Радуйся, богоносным старцем, яко железо ковачу, душу свою вручивый; радуйся, послушанием, яко ключом, дверь страстей затворивый.

Радуйся, божественной воли желание постигнувый; радуйся, на недвижимем камени смирения себе утвердивый.

Радуйся, постом и бдением главы змиев сокрушивый; радуйся, Ангельския силы рачением своим возвеселивый.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 4

В чине Ангельстем водворивыйся в пустыни Оптинстей, яко бронею обложился еси постническим житием, и ратоборством искусным низложил еси козни диавольския, песнь победную поя Богу: Аллилуия.

Икос 4

Силою Свыше препоясався, преподобне, и крест на рамо взем иноческих скорбей, доблемудро попрал еси вся искушения бесовская и к почести вышняго звания победоносно потекл еси. Темже венец похвал исплетающе, сице тебе вопием:

Радуйся, святоотеческим учением, яко диадимою, увенчавый разум; радуйся, Ангелоподобными добродетельми украсивый душу.

Радуйся, иноческое житие херувимски пламенне возлюбивый; радуйся, предание богоносных старцев яко мед духовный пивый.

Радуйся, смиренномудрия камень краеуголен во глубине души утвердивый; радуйся, молитву, яко меч духовный, трезвением изостривый. Радуйся, псалмопением непрестанным демонская вышения смиривый; радуйся, яко трудолюбными подвиги храмину добродетелей совершил еси.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 5

Богоносному старцу Анатолию прилепивыйся любовию душевною, и добродетельным его житием душу свою снабдив, яко чадо возлюбленное дары сыноположения приял еси от него пребогатыя, духодвижною молитвою благодарно Богу вопия: Аллилуия.

Икос 5

Яко мудрый пастырь бразды правления скита Оптинскаго приял еси, и стада монашествующих духозлачным учением окормил еси, темже братия, видяще благодать старчества, на тебе почивающую, единогласно воззваша тебе таковая:

Радуйся, терпеливодушно понесый гонения, яко старец Лев; радуйся, украшенный смиренномудрием, яко старец Макарий.

Радуйся, розго, процветшая благословением старца Амвросия; радуйся, верный помощниче и жезле старости преподобнаго Иосифа.

Радуйся, возлюбленное чадо старца Анатолия; радуйся, духовный друже и сотаинниче старца Нектария.

Радуйся, богомудрый управителю скита по заветам старца Моисея; радуйся, любвеобильный авво, воспитавый Никона исповедника.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 6

Солнце Правды предуготови тя, яко стрелу избранну, и к темнонеистовым языкам тя устрели. Ты же молитвами своими христолюбивому воинству на враги споборствовал еси, раненых воев Таинами церковными пастырски снабдевая. Темже славит тя страна Российская и Богу победно вопиет: Аллилуия.

Икос 6

От востока солнечнаго возвращся, добропобедне Варсонофие, нощебденныя своя возставел еси подвиги и яко полная луна добродетельми сияя в нощи, Амалика мысленнаго умертвил еси смиренными своими моленьми. Темже подвиги твоя добльственныя восхваляя, велегласно тебе зовем:

Радуйся, стрела избранная, уязвившая древняго змия; радуйся, звездо Православия, озарившая народы неверныя.

Радуйся, христолюбивому воинству на враги соодоление; радуйся, церковными Таинами тех укрепление.

Радуйся, покаяния проповедниче радостотворный; радуйся, чудодейственный исцелений источниче.

Радуйся, яко молитвою уврачевал еси страждущих; радуйся, яко псалмопением усмирил еси враждующих.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 7

Яко безкровное мученичество, житие монашеское совершив, достигл еси безстрастия пристанища. Сего ради дар пророчества излия на тя Господь и яко светильник разсуждения постави тя на свещнице церковнем, да светиши в греховней нощи и заблуждшия ко стезям благочестия наставиши, еже славити им Бога и вопити Ему: Аллилуия.

Икос 7

Бурю греховную, имущую вскоре сокрушити землю русскую, твоима духовныма очима прозрел еси. Темже, яко новый пророк, к покаянию увещал еси приступити людей заблуждших, верных же укреплял еси претерпети достойно скорби грядущия. Сего ради яко утешителя богодухновеннаго поем тя суща:

Радуйся, мастию Духа Святаго помазанный пророче; радуйся, исполненный Божественных откровений небесный человече.

Радуйся, духовным взором сердца человеческая испытуяй; радуйся, покаянием чистосердечным грешники врачуяй.

Радуйся, разсуждения духовнаго светлейшее обиталище; радуйся, Божественных Таин достойное приятелище.

Радуйся, Оптинскаго старчества чистейшее зерцало; радуйся, народа русскаго православное забрало.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 8

Яко незлобиваго агнца во объятия своя приим пришедшаго к тебе Никона, предуставленнаго исповедника Оптинскаго. Емуже и предрекл еси, колико имать пострадати о Христе, в немже сотаинника себе обрел еси и ученика благопослушнаго, иже и ныне не отлучився от тебе, но в горнем присно ликуя, песнь согласную поет с тобою: Аллилуия.

Икос 8

Пастырскую хитрость восприим, богомудре отче, овцы Христовы на злачных пажитех благодати упасл еси, и словесным учением твоим, яко медоточным пивом, соль спасительнаго пути преложил еси на сладость им. Сего ради агнцы словесныя новомученическому стаду возрастил еси, с нимиже похвалами тя венчаем сими:

Радуйся, пастырю незлобивых агнцев; радуйся, губителю невидимых волков.

Радуйся, крест носивый, яко похвалу Христову; радуйся, плоть распявый со страстьми и похотьми.

Радуйся, новомучеников Оптинских богодухновенное удобрение; радуйся, священно-иноков боголепное украшение.

Радуйся, Никона венче златокованный; радуйся, собора Оптинскаго каменю богоизбранный.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 9

Радость ангельская на небеси явися о житии твоем святем; отче преподобне, демоном же скорбь велика бысть, егда умножил еси пастырския твоя подвиги. Темже многия души от власти демонския тобою свободившася, в лице спасаемых воспеша Богу: Аллилуия.

Икос 9

Мудрецов века сего яко буесловящих обличил еси, помышляющих о Творце своем яко не сущем, чудодействы же своими торжество веры показал еси, егда разверзл еси слух глухонемому. Темже сердечная наша ушеса отверзи ко слышанию слова Божия и приими похвальныя сия словеса, от любве тебе приносимыя:

Радуйся, ангельския крепости исполненный подвижниче; радуйся, демоном нанесый язву всегубительную.

Радуйся, верным подаваяй светозарное просвещение; радуйся, разоряяй тьму нечестиваго неверия.

Радуйся, Божественных чудес изрядный дародателю; радуйся, Богодостойное приятелище благодати.

Радуйся, егоже рака кипит, яко источник исцелений; радуйся, имже до ныне творятся преславная знамения.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 10

Видя богомерзкое нечестие мира сего и хотя прелести углия угасити, отверзл еси медоточивая твоя уста и сладкоглаголивых поучений источил еси реки. Сего ради грешницы отвратишася от греха, вернии же к высоте боголюбиваго устремишася благочестия, песнь сладчайшую Богу поюще: Аллилуия.

Икос 10

Добре упасл еси стада монашествующих на пажитех животных, и миру явился еси яко свет вторый. Сего ради пастырскаго посещения твоего просим, еже избавити от лютаго миродержца стадо твое и от прелесных его сетей. Да в крове крил твоих молитвенных хранимии, сице тебе вопием:

Радуйся, яко стада монашествующих напитал еси духовною пищею; радуйся, яко мирския напоил еси евангельским млеком.

Радуйся, благозвучная цевнице, добродетель целомудрия воспевшая; радуйся, Предтечева секира, посекая корения страстей.

Радуйся, яко стрела огневидная поразил еси воздушных князей; радуйся, яко красными ногами сокрушил еси главы невидимых змиев.

Радуйся, источниче, к немуже притекают жаждущии утешения; радуйся, огнь, имже попаляются хврастия сластей.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 11

В Горний Иерусалим восход свой устрояя, скорбми безмерными обложился еси, яко терновым венцем. Поношения подъял еси и оклеветания, даже до смерти крест послушания понесый. Темже страдания твоя воспевающе, Богу, укрепльшему тя, благодарно поем: Аллилуия.

Икос 11

От обители твоея отгнан был еси завистию диавола и в Старо-Голутвенней пустыни яко премудр вертоградарь водворился еси. В нейже крины прекрасныя насадив благочестия, в райския обители духом отшел еси. Мощи же твоя святыя Оптина пустынь, яко победоносный трофей, в недро свое прият, имиже красуется ныне и во умилении велегласно тебе вопиет:

Радуйся, яко благоцветущий вертоград Оптину пустынь возделавый; радуйся, возрождение в Голутвину пустынь, яко масличную ветвь, принесый.

Радуйся, блаженство гонимых правды ради стяжавый; радуйся, кротостию Иисусовою и любовию враги победивый.

Радуйся, голубе предобрый, паряй над сению креста; радуйся, яко в крове крил твоих мирствуют чада твоя.

Радуйся, идеже есть тело твое, ту привитают духовнии орли; радуйся, идеже ублажаема память твоя, ту пребываеши духом твоим.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 12

Яко труба добропобедная, проповедует подвиги твоя Пустынь Оптинская, старцы прославленная. В нейже ангельски пожив и на небеса взят быв, Ангелы и собору Оптинских отцев вменился еси, песнь всесличную с ними поя: Аллилуия.

Икос 12

Яко щит необоримь, предстательство твое за ны, отче преподобне, и молитвенное ходатайство твое яко меч духовный, бесов поражаяй. Сего ради испроси нам благодать у Всемилостиваго Царя Христа Бога, еже возмощи нам противитися всем кознем врага и одеяни во оружия света стати, возвещающе тебе победная сия:

Радуйся, победа невоеванная, свыше к нам сходящая; радуйся, венец присноцветущий добре подвизающимся.

Радуйся, яко на мысленнаго Амалика ратуеши с небеси; радуйся, яко варварская шатания упраждняеши на земли.

Радуйся, невидимое вспоможение иноческому ополчению; радуйся, бесов многоплачевное поражение.

Радуйся, яко тобою Оптинское старчество благоукрасися; радуйся, яко тобою житие наше помраченное просветися.

Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.

Кондак 13

О непобедимый стратилате Небеснаго Царя Христа, богомудре старче Варсонофие! Тебе акафистное пение сие приносяще, усердно просим тя, яви нам благомощное твое заступление и всем, любовию тя почитающим, испроси у Господа оставления грехов и ангельския крепости в подвизех, да возможем непреткновенно пети Господу сил: Аллилуия.

(Трижды, затем икос 1 и кондак 1).

Молитва

О пречестная и священная главо, Небеснаго Иерусалима гражданине, изрядный угодниче Христов и великий Оптинский чудотворче, преподобне отче Варсонофие! Призри от Горних высот на нас, смиренных и грешных, во умилении сердец к тебе прибегающих. Тебе бо молитвенника благоприятнаго вемы ко Всемилостивому Богу и ко Пресвятей и Пречистей Матери Его, Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии. Вознеси о нас твоя святыя молитвы ко Престолу Человеколюбца Господа, дабы не погибнути нам со беззаконии нашими, но обратитися к покаянию и исправлению, да прочее время жития нашего земнаго не в работе греху и страстем, но в делании заповедей Его святых и в благочестии провождаем, и со благою надеждою достигнем кончины нашея. В час же смертный наипаче явися нам, отче, заступник благий, ускори на молитву о нас, безпомощных, и помози нам со Причастием Таинств Божественных мирную и благую кончину улучити, грозная мытарства воздушная безбедно прейти и унаследовати Горнее Царство.

Ей, отче приснопамятный, не презри нас и не посрами упования нашего, но буди о нас предстатель немолчный к Богу. Пастырю наш добрый, упаси нас бодренными твоими молитвами и сохрани ненаветны от всякаго зла, да славим неизреченное человеколюбие Бога нашего, Отца и Сына и Святаго Духа, и твое отеческое заступление, во веки веков. Аминь.